Андрей Дугинец - Стоход

— Это графиня. Какова дамочка, а? — сказал Рындин и, сладко улыбаясь, зажмурился. — Не женщина, а тысяча и одна ночь! Вкус… Манеры… А выдумщица!.. Недавно вычитала, что какой-то князь любил черных лебедей и яхту под черными парусами. И что ж вы думаете? Пришлось из римского зоопарка доставить ей на гидроплане пару этих вот птиц. Они стоят, пожалуй, всей вашей Морочны.

Учитель смотрел на лебедей и невольно вспомнил мальчишек, косивших сено на болоте. Какая пропасть между той и этой жизнью!

— Вы, вероятно, к графу? — спросил управляющий, улыбаясь одними губами.

— Да, я хотел бы…

— Видите ли, — подхватил Рындин, — граф приезжает сюда на месяц-два, чтобы отдохнуть от варшавской суеты, и очень неохотно занимается делами.

— Но ясный пан шефствует над нашей школой. Как-то проезжая через село, он разрешил мне обращаться к нему в любое время.

— Что ж… — Рындин посмотрел на ручные часы и что-то прикинул в уме. — Попытайте счастья. Только сегодня у него там выставка…

— Выставка картин? Чьих?..

— Нет, какие там картины! Выставка диких кабанов, убитых позавчера на охоте. Впрочем, вам не мешает взглянуть. Сто сорок диков за один день! Такое может случиться только в этих джунглях. Сегодня к графу съезжается вся окрестная знать. Ожидается гидросамолет с гостями из Варшавы и даже из Женевы. Пойдите. Только прежде всего поинтересуйтесь выставкой. А о деле как-нибудь вскользь, коротенько.

Окруженный дюжиной охотничьих собак разных мастей, граф сидел на плетеном стуле в старом яблоневом саду и позировал перед фотоаппаратом. Одной рукой он гладил серую пятнистую собаку, а другой высоко поднимал убитого глухаря.

Александр Федорович прошел через калитку и остановился на почтительном расстоянии, ожидая, пока маленький, юркий фотограф закончит свое дело.

Граф был молод и свеж. На лице его играл здоровый смуглый румянец, свойственный людям, живущим на свежем воздухе. Дорогой костюм с короткими до колен штанами забрызган кровью, помят и во многих местах разорван. Видно, что на охоте граф себя не жалел.

Когда фотограф ушел, граф, которого собаки своим беспокойством предупредили о постороннем, повернулся к калитке.

— А-аа… просветитель моих диких полешуков, — добродушно протянул он по-польски. — Вам-то надо посмотреть… Конечно же, конечно… Дети должны об этом знать… Как же! — и жестом пригласил в парк.

Вышли на поляну, посередине которой росли два огромных дуба. На сучьях головой вниз висели туши диких кабанов, от поросенка до старого пятнадцатипудового кабана.

— Втроем. Только втроем за один день мы убили сто сорок три дика! — выбросив вперед руку, сказал хозяин. — Будет о чем рассказать школьникам? Не правда ли?

Но тут подбежал дворецкий и что-то шепнул хозяину.

— Извините, — любезно сказал граф учителю. — При бывают гости из Парижа, я должен встречать гидросамолет. У вас, вероятно, есть какое-то дело ко мне? Что-нибудь по поводу школы?

Александр Федорович смущенно ответил, что подождет, пока граф освободится.

— А вы обратитесь к управляющему, — посоветовал граф. — Я ему дам распоряжение. Для школы он сделает все, что надо.

Александр Федорович понял, что напрасно не послушался Антона, который советовал не обходить управляющего. Теперь неловко было к нему возвращаться. Но пришлось.

Александр Федорович рассказал Рындину о положении в селе, об избиении деда Сибиряка, о захвате его земли и других беззаконных поступках графских служащих. Выслушав его, управляющий улыбнулся любезнее прежнего:

— Вот видите, не зря я думал, что мы с вами все уладим сами. Мне ясно, что основной темой вашей беседы с графом была бы жалоба на меня и моих людей. И выходит, мы, так сказать, — он постучал ногтями одной руки о ногти другой, изображая столкновение.

Учитель пожал плечами, невольно соглашаясь, что это так.

— Вам со мной ссориться невыгодно: граф приехал и уехал, а хозяином остаюсь я. Говорю это потому, что вы здесь человек новый. Но перейдем к делу. Чего вы хотели от графа?

Александр Федорович попросил к началу учебного года отпустить с работы тех детей, которые этим летом были принуждены отрабатывать долги.

Рындин слушал его все с той же широкой и доброй улыбкой. Однако учитель заметил, что это улыбка привычки, а не сердечности, что глаза этого человека совершенно холодны.

— И если это в вашей власти, то Конону Багно отсрочьте на год-два выплату долга. Пусть его внук учится. Это необычайно способный, я бы сказал, одаренный подросток. Знаете, из него мог бы получиться замечательный музыкант…