Мария Костоглодова - Это было только вчера...

Довольный своим остроумием, он подмигнул товарищу, пьяно расхохотался.

— Оценщик найдется и среди коммунистов, — вставил второй.

Галантно козырнув Юлии Андреевне, они пошли дальше, смакуя понравившееся им слово «оценщик».

Во время беседы с немцами Юлия Андреевна заметила, что Дина перешла улицу, присела на корточки подле киоска, высыпала себе на колени из корзины кульки, достала хлеб и, густо посыпав его солью, принялась есть. К Дине подошел Монгол.

— Чего расселась, как на базаре? Проваливай.

Дина трудно сглотнула застрявший в горле кусок, промямлила: «Места, что ли, жалко?», медленно взялась складывать кульки в корзину.

— Документы! — потребовал у Юлии Андреевны Монгол.

Юлия Андреевна безмятежно спросила:

— В который раз? Только что меня загнали в какой-то дом, как… да, как овцу, и тоже проверяли. Смешно. — Говоря это, она небрежно, двумя пальцами, вытащила из сумки паспорт, протянула Монголу. Он внимательно перелистал его, долго разглядывал вложенную в него визитную карточку княгини Вольской, скользнул по лицу Юлии Андреевны нагловатым, насмешливым взглядом:

— Снимите перчатки.

— Перчатки? — Юлия Андреевна расхохоталась, подражая удалившимся немцам. — Хотите извиниться? Для этого не обязательно снимать перчатку. — Она поднесла к губам Монгола руку, точно в самом деле верила, что он собирается ее поцеловать.

Монгол грубо ударил ее по руке, крикнул:

— Снимай!

— Фи, невежественно! Будьте любезны!

Он впился в ее оголенную руку подобно гадалке, которая по линиям предсказывает судьбу, зло усмехнулся.

— А кем она была, эта княгиня? — спросил он, постукивая визитной карточкой по паспорту.

— Как — была? Была княгиней и вернулась княгиней. Великая немецкая нация везде восстанавливает справедливость. Собственно, а вы кто такой? Почему учиняете мне допрос? Вы — власть?

— Да, я власть. Золотов — и власть, не укладывается? Знать бы вам, что будет война, эшелон с заключенными разбомбит, Монгол драпанет и здесь объявится, вы бы припаяли ему не так строго. Верно? Ну, хватит вколачивать баки, прокурор Иванова. Я срисовал вас, вы срисовали меня. Дальше филонить не стоит. Я могу без особого шухера убрать вас, но желаю, чтобы немцы увидели мое старание. — Он с наслаждением сыпал словами из воровского жаргона, продолжая издевательски постукивать визитной карточкой княгини Вольской по паспорту.

Юлия Андреевна негодующе воскликнула:

— Mein Gott! Что еще за Иванова? Милостивый государь, я не для того следовала к своим землям из самого Цюриха, чтобы от… извините, не знаю от кого, терпеть… как это… да, хулу. Куда прикажете пойти для ликвидации недоразумения?

Раскосые глаза Монгола смотрели с прежней насмешкой. Короля вокзалов и рынков не обманул ни картавый выговор, ни сильно измененная внешность. Врагов своих он запоминал цепкой памятью, навечно.

— Пойдемте, к н я г и н я, в комендатуру.

Он сделал ударение на слове «княгиня», еще раз давая почувствовать своей жертве, что уйти от него ей не удастся.

Дина бежала до нэпмановских домиков, не останавливаясь. Маруся, открыв ей дверь, вскрикнула:

— Приехала! Заходи, голубушка, заходи. — Заметила расстроенное лицо Дины, шепотом спросила: — Стряслось что?

— Маруся, Монгол в городе. Служит в полиции. Сейчас Юлию Андреевну увел. — Она рассказала все, чему была свидетельницей.

— Ой, Динка! — Маруся сорвала с крюка ватник и теплый платок. — Сиди, жди. Я мигом.

— Ты к жестянщику?

— К нему. Запирайся.

Дина места себе не находила в ожидании Маруси. Представить только, Монгол узнал Юлию Андреевну! Счастье, что, выбравшись через лаз с толчка, Дине пришло в голову постоять возле городской управы… Монгол в городе! Вспоминая тяжелый взгляд его раскосых глаз, она холодела.

Маруся пришла не скоро. Подсела к столу, на который Дина выложила привезенные на менку продукты, сумрачно уставилась на еле тлевший в печи огонь:

— Нам велено идти завтра на кладбище, смотреть, как людей будут расстреливать.

— Просто смотреть?

— Ты бы хотела — «не просто»? — Маруся сняла с головы платок, и Дина увидела, как она осунулась, подурнела. — Боже, что оно делается? Наташку эвакуировала с детским садом, не знаю, где сейчас, жива ли? Славка воюет, а может, уже убит. Тут людей истребляют, как мух. Ходишь по земле, а тебе кажется — по раскаленным углям. Ничего во мне не осталось, кроме страха. Страшно засыпать, страшно просыпаться.