Михаил Колесников - Алтунин принимает решение

Странное настроение завладело Алтуниным. Он вдруг почувствовал себя совершенно независимым ни от кого и ни от чего. Как много нравственных сил было затрачено им на перестройку работы цеха по-новому! А теперь, когда эта перестройка вчерне закончена, когда почти все организационные трудности остались позади, кажется, будто гора сама по себе сдвинулась с места, и ты тут ни при чем. Но она сдвинулась, черт возьми! И не важно, что о тебе не будут слагать легенды в объединенном кузнечном цехе. Дело ведь не в тебе как таковом. Ты просто первым подвернулся начальству под руку в нужную минуту. Умей же и отойти в сторону своевременно. Вглядись в перспективы, которые открываются перед тобой на новом месте, у Карзанова.

Конечно, так сразу отойти невозможно. Свербит душа. И те, кто поддерживал тебя в эти месяцы - начальники участков, технологи, кузнецы, вспомогательные рабочие, должны понять твой уход правильно. Ты не от них уходишь. Ты уходишь, чтобы опять явиться к ним, но уже в другом качестве. Может быть, в том качестве, какое позволит тебе делать для цеха, для завода гораздо больше, чем ты сделал до сих пор. И еще Петру на первых порах придется помогать без устали.

Странно ты живешь, Алтунин! У других все получается как-то легче, веселее. А ты всегда словно воз везешь. Почему так? Неужели и Лядов и Букреев живут точно так же? Или Ступаков? На директоре завода лежит такое бремя, а ведь незаметно, чтобы он надрывался. Живи спокойнее, Алтунин, будь хладнокровнее. Очень уж ты нетерпелив. А громадные дела только еще начинаются, только разворачиваются. Завтра сегодняшние твои хлопоты тебе самому покажутся не такими уж значительными. Только ощущение их необходимости как некой отправной точки не изгладится никогда.

И еще одно ощущение прочно завладело им: словно бы он духовно вырос за последние месяцы, обрел незнаемую раньше устойчивость. Или, как говорил оператор уникального гидропресса, бывший матрос Пчеляков, — "остойчивость".

И все-таки... Все-таки он никак не мог представить себе, что уйдет из цеха. Из своего цеха. Станет для него как бы посторонним. А уходить пора...

При одной мысли, что кузнечный цех перестанет быть его цехом, он испытывал острую боль. Было что-то глубоко неправильное в том, что он должен уйти. Что? Он не знал, но настроение полнейшей независимости сразу пропадало.

"Прощай, мои любимый!" - так мог бы сказать он цеху, и это не звучало бы смешно. Да, любимый. Здесь Алтунин вырос, окреп, здесь светлое начало его жизни, здесь работал его отец...

Алтунин водил по цеху Скатерщикова и давал настолько пространные наставления, что у того вытягивалось лицо.

- Ты случаем не топиться собрался?

- С чего взял?

- Очень уж подробно наставляешь меня, будто прощаешься.

- Хочу передать тебе цех еще до возвращения Самарина. Договаривайтесь тут с ним без меня.

- А сам куда?

Сергей раздражался:

- Я же говорил, в отдел НОТ. Карзанов торопит. Вакантная должность. Претендентов много. Кадровики на Карзанова наседают. Дальше ждать он не может... Быть замом у Карзанова ничуть не хуже, чем у Самарина. От тесного общения с Юрием Михайловичем я ведь тоже мог получить инфаркт. Хватит!.. И тебе пора определяться. А то сидишь, как на вокзале, — ни туда, ни сюда. Я ведь обещал тебе продвижение, вот и продвигайся. Мне здесь делать нечего: цехи, по сути, объединены, технологию свою я почти внедрил. Для меня важно было завести механизм. А тебе - следить, чтоб часы не отставали. По-приятельски могу посвятить в некоторые таинства управления: всегда ориентируйся на успех, а не на спасение от неудач, тогда все будет в порядке. Помни наставления институтских профессоров: руководитель не должен "нарушать равновесия" и портить психологический климат в коллективе. Учти и мой горький опыт: я и климат "портил" и "равновесие нарушал", за что и расплачиваюсь - приходится уходить из цеха. Ну, ничего: до пенсии осталось каких-нибудь тридцать лет, дотяну. Как поется в известной опере про научно-техническую интеллигенцию прошлых веков: "Люди гибнут за металл..." И еще: никогда не огорчайся, если тебе недодали по линии материального и морального поощрения.

Сергей наблюдал за выражением лица Скатерщикова, ждал ответных шуток, восторженных восклицаний, но Петр молчал. Лицо у него сделалось каким-то неприятным, словно бы озябшим.

- Думал, разыгрываешь, а теперь вижу, в самом деле навострил лыжи из цеха, — сказал наконец Скатерщиков упавшим голосом.

- Тебе не нравится?