Владимир Осинин - Полк прорыва

Заметив, что мальчишка прислонился к стенке, он подошел к нему:

— Что с тобой?

— Голова кружится.

— А ты сядь, посиди. — Косовато посмотрел на сумку с очистками и вроде недружелюбно сказал: — Ну, что ты принес такую дрянь?

— Мать сказала, что можно испечь лепешки.

— Лепешки можно испечь из всего… Ладно, посиди, — и отошел к закрому.

Другие мололи тоже бог знает что: мякину и черный овес, жмых, смешанный с ячменем.

Подошла очередь Шорникова, но мельник остановил его:

— Посиди. У тебя времени хватит.

Но вот засыпал свой ячмень какой-то подвыпивший мужик, и мельник кивнул:

— А теперь за ним ты пойдешь.

У мужика наполнился мешок, мельник повернул в другую сторону желобок. И сказал Шорникову:

— Выгребай.

Вместо серого тяжелого порошка, который получался из картофельных очисток, он принес домой матери почти целую сумку душистой и легкой муки. Мать попробовала ее на язык и заплакала.

— Ты хоть сказал спасибо мельнику?

— Нет. Никто ведь ему не говорил.

— Никто не говорил, а ты бы сказал.

Трудное было время: второй неурожайный год подряд — ели и очистки, и траву.

Мельник выделялся среди мужиков. Бывало, за стол не сядет, не перекрестившись. А поест, опять перекрестится и скажет: «Спасибо за хлеб-соль».

После семилетки Шорников о сыном мельника Степаном поехали в город и поступили в сельскохозяйственный техникум. Жили в общежитии, всегда весело, даже при пустом желудке. А на праздники ездили домой, без билета. Их обязательно задерживали контролеры. Но узнают, что студенты, — отпустят.

Техникум находился на окраине города, у самой реки. Зимой поблизости, в кустах, выли волки, но зато летом — благодать! Разрастались кусты лозняка, а на берегу был песок мелкий и желтый, казалось, он излучал запахи мяты и солнца.

У мальчишек были свои излюбленные места, у девчонок — свои. Целыми днями пропадали на реке — и купались, и к занятиям готовились. Частенько мальчишки и девчонки объединялись, и тогда было особенно шумно. Договорились перед экзаменами не мешать друг другу. И все-таки Степан предложил Шорникову уйти куда-нибудь подальше, отделиться даже и от ребят, чтобы не уходило много времени на разговоры. Степан любил зубрежку и считался самым примерным студентом, получал грамоты и подарки.

Они пробрались сквозь заросли крапивы, перешли через ручей по жердочке и оказались на песчаном полуостровке. Кругом густой лозняк, полное спокойствие. Светлый заливчик и синий купол неба над головой, а между кустов колокольчики.

Искупались и расположились на песке. Вдруг послышались голоса и смех. Приближались девчонки. Степан потянул Шорникова за руку в кусты.

Девчонки осмотрелись, потом стали раздеваться. Все сбросили с себя. Разбивая коленками воду, побежали по заливчику, брызгались и визжали. Наконец угомонились, выходят на берег. Русалочки!

Одна из них, Люда, заложила руки за голову и подставила лицо солнцу.

— Какая же у нее тонкая талия! — произнес Степан. — И какая грудь!

— Да ну тебя! — смутился Шорников. И толкнул локтем Степана: — Пошли!

— Лежи…

Выходило, что они воровски увидели обнаженную красоту девчонки, и после этого Шорников стал избегать встречи с Людой. Ему казалось, что они не просто коснулись глазами ее тела, а испачкала грязью. Большей подлости придумать невозможно.

Степан же, наоборот, стал «подсыпаться» к Люде. Он был на несколько лет старше Шорникова и считал себя почти взрослым.

— Вот увидишь, она будет моей.

— А может быть, ты ей не понравишься, такой рыжий?

— Понравлюсь. Чем рыжей, тем дорожей! К тому же девушкам нравятся не красавчики, а настоящие мужчины.

Степан Чеботарев, конечно, чувствовал себя настоящим мужчиной — он занимался в осоавиахимовских кружках, умел стрелять из винтовки, на груди у него красовалось несколько значков.

Прошел еще год, никаких изменений в их жизни не произошло, и о Людмиле они позабыли. Но с новой весной словно опять какими-то ветрами тронуло сердца. Девчонки стали уединяться с мальчишками, целовались, писали страстные письма. Преподаватели смеялись: мол, как раз подошло время делать выпуск и распределение.

Однажды Людмила сама попросила Шорникова сводить ее в парк и покатать на лодке. Он проговорился Степану. И Степан увязался вместе с ними, не покидал до тех пор, пока не разошлись.

Степан покупал ей конфеты — она не брала; приглашал в кино — говорила, что занята; подстерегал на дорожках парка — обходила стороной.