Вячеслав Сукачев: Вилена

— Знаете, как муж ждал жену на остановке? — спрашивает Феликс, стаскивая с головы шапку и расстегивая ворот дубленки. — Жена, значит, говорит: встречай меня после работы…

Вилену всегда волнуют и радуют маленькие, теплые домишки, мимо которых проезжают они на окраине города. Засыпанные снегом, приземистые, они доброжелательно и спокойно смотрят небольшими окнами на проносящиеся мимо машины. Вилене кажется, что люди здесь никуда и никогда не спешат. Вечерами они ходят друг к другу в гости и так долго пьют чай из пузатых самоваров, что их носы становятся морковного цвета, а лица — цвета вареной свеклы. Однажды, взглянув на самовар, они замечают в нем свое отражение и долго, взахлеб смеются. А вечером, когда они расходятся по домам, где их ждут маленькие серьезные дети, эти люди обнимаются и раздают поцелуи, словно прощаются навек…

— Эрик, возле конечной нас ждут Горелкины, ты не забыл? — спрашивает мама.

— Я помню, разумеется, — рассеянно отвечает папа, то и дело поправляя очки и дергая рычаг передачи: пошел сложный участок с крутым подъемом.

Город, можно сказать, кончился. Сразу за подъемом промелькнут грязно-серые строения мясокомбината, несколько жилых домов из красного кирпича с двускатными шиферными крышами и небольшая водонапорная башенка с продолговатыми, узкими оконцами в самом верху. А потом — все. Речка. Мост. Горы песка. Вытащенные на берег катера и баржи, неудобно лежащие на боку. Мелкие кустики тальника, проточки и заливы, которые давно уже подо льдом: на нем неподвижными темными точками сидят рыбаки. И уже только после них начнется настоящий лес, который тянется далеко на северо-восток, пряча под хвойным покровом нарядно раскрашенные дачки, издали похожие на игрушечные домики, в которых живут игрушечные люди — лилипуты…

— Горелкин! — вскрикивает Аглая Федоровна, она умудряется все и всегда увидеть первой.

Едва они останавливаются, подбегает Миша Горелкин (Угорелкин — зовет его Вилена), веселый, возбужденный, в красной лыжной шапочке, лихо сбитой набекрень. Миша высокий, и у него уже обозначился темный пушок над верхней губой, который, как это ни странно, смешно Молодит его. У Миши всегда какие-то дикие идеи: то он хочет на лыжах вернуться в город и зовет с собой Вилену, то вдруг ночью уйдет в тайгу, чтобы проверить свою смелость.

— Дочка, к тебе же обращаются. — Мать толкает ее в плечо. — Ты что, не слышишь? — Она открывает дверцу, и Миша вместе с шумом дороги врывается в машину.

— Лена, пошли к нам. — Миша берет ее за руку, чтобы помочь выйти. — И Кира тебя ждет.

Вилена внимательно и долго смотрит на постепенно скучнеющее лицо Миши и наконец коротко отвечает:

— Нет…

— И почему было не пойти? — вслух недоумевает мама, когда они едут дальше. — Вечно ты, Вилена, с какими-то странностями.

Аглая Федоровна поспешно поворачивается к матери и прикладывает длинный палец к тонким губам, покрытым вишневой помадой, что должно означать: тихо, не травмируй психику ребенка. Это сейчас очень опасно.

Почему так говорят: в лесу, как в сказке? Да нет же, неправильно это! Лес — это и есть сказка. Одна эта елочка чего стоит: высокая, серебристая, стройная, запорошенная снегом, она встала немного обособленно от остальных. Конечно, каждая птица захочет посидеть на ней, и еж укроется под ее низкими, разлапистыми ветвями, где у самого ствола так темно и надежно. Но это летом, а сейчас? Чьи это следы насквозь прошивают полянку и скрываются под еловым сумраком? А вот и еще тоненькие строчки на снежном покрывале, и чем ближе к елке, тем их больше. Мыши? Да, они. А это разгуливала сорока, заглянула под ель, кого-то испугалась и рванулась вверх, ударившись о ветку. С пушистой ветви просыпался снег, и она облегченно прянула от земли, разминая онемевшие древесные суставы.

Вилена трогает еловую ветвь, склоняется над нею и пробует различить ее запах. Едва уловимо пахнет хвоей, смерзшимся снегом и слабым теплом, которое живет внутри каждой иголки под тонкой зеленой кожицей.

А вон тот пенек — разве не сказка? Вилена улыбнулась, разглядывая его. Стоит под большой снежной шапкой, кругляшки от срубленных сучков совсем как глаза и рот, лопнувшая кора в аккурат на месте носа, немного Кривого и тонкого, но так даже лучше. Вид у пенька озорной, задиристый. И вот уже и самой Вилене хочется поправить вязаную шапочку, подбочениться — ответить на молчаливый вызов, войти в сказку.

— Вилена, доченька-а! — кричит мама. — Ты куда пропала-а-а? Немедленно иди помогать!