Илья Лавров - Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры

Испуганная женщина замерла. А когда остановились у ворот, облегченно вздохнула:

— Ну и лихой ты парень!

Влетев с отчаянными гудками на фабричный двор, Тарелкин остановил автомобиль, хлопнул по голове, где под кепкой лежал комок денег, подмигнул в зеркальце:

— Ловкость рук и никакого мошенства!

Выдернул из кармана томик Джека Лондона и лег на сиденье, закинув ногу на ногу.

Мать пришла из леса, принесла корзину груздей. Сейчас она, сидя на крыльце, мыла их в тазу. Большие скользкие грузди до странного походили на свиные опаленные уши. Старуха солила их только в новолуние ранним утром на тощак. Это у нее такая примета: груздь вкуснее будет.

— Опять потащился до утра куролесить! — заворчала она. — Хоть бы помог по хозяйству. Заборишко вон едва держится, ставни болтаются, калитка еле дышит!

— Ладно, ладно! — отмахнулся Тарелкин. Он из умывальника, привешенного к забору, мочил лохматые волосы. Причесавшись, нарядился в новые светлые брюки, в спортивную, из синего вельвета, куртку с «молнией».

В калитку заглянул Ванюшка. Он обладал здоровенными ручищами, широченной грудью, железными мускулами и совсем мальчишеским, даже нежным лицом. В школе он учился вместе с Тарелкиным, но, когда ухитрился остаться в шестом классе третий раз, ушел из школы и теперь работал грузчиком на мебельной фабрике. К любой учебе он испытывал просто отвращение.

Сейчас Ванюшка явился к Тарелкину щеголем. В кармашек черного пиджака он затолкал вишневый георгин. У лепестков были белые кончики — от этого георгин казался седым.

— Опять налакаетесь, зальете глаза! — закричала мать.

— Что вы, что вы, мамаша! За кого вы нас принимаете? — изогнулся Ванюшка. — Культурненько потанцуем и — домой.

На тротуаре ждал краснодеревщик Юрка. Его очень ценили на мебельной фабрике. Этот губастый разбитной парень в парусиновом костюме, несмотря на свои девятнадцать лет, был скуповатым и хозяйственным и уже копил деньги для будущей женитьбы. А жениться он запланировал в тридцать лет.

— Куда двинем, шарлатаны? — спросил Тарелкин. Он высоко подпрыгнул, сорвал ветку над головой.

— Сначала завалимся в «забегаловку», если у вас есть гроши, а потом в сад, — предложил Юрка.

Стояли тихие сумерки. В палисадниках клубилась желтеющая, но все еще пышная зелень. Деревья шапками листвы переваливались через изгороди, как переваливается букет через края кувшина. Сады оцепенели, точно к чему-то прислушивались. Из палисадников так крепко пахло душистым табаком, что казалось: еще миг, еще усилие — и глаз увидит клубящийся запах.

Тарелкину было необыкновенно хорошо. Заложив руки за спину, он тихонько шел, насвистывая.

В «забегаловке» толпились люди, тускло горела единственная лампочка, в клубах дыма кто-то хрипло ругался. Стоял противный запах водки и соленой рыбы. Тарелкин взял три стакана водки и три кружки пива. Пена шапками оплывала через края тяжелых кружек, шмякалась на пол белыми лепешками.

— Поехали за орехами! — чокнулся с приятелями Тарелкин и, содрогаясь, начал пить. — Ну, сила! — с трудом выдохнул он и минут через пять скомандовал: — А ну, ребята, слушай сюда! Двинем еще!

— У меня в кармане — вошь на аркане, — торопливо объявил Юрка, незаметно щупая пачку денег. Он сегодня получил за стеллажи, сделанные известному в городе профессору.

— Ерунда! Я плачу! Шофер всегда с деньгами!

— Глотаешь рубли, а выплевываешь полтинники? — бросил старик с желтыми от курева усами.

— Деньги что голуби: улетят — прилетят! Иди, папаша, хлебни с нами! — и Тарелкин браво хватил:

Хохоча, вывалились на улицу.

Из мрака доносилось грозное погромыхивание. Тарелкин на миг подумал, что хорошо бы сейчас всем сидеть на крыльце, следить за молниями и рассказывать что-нибудь такое, от чего дух захватывало бы. Но приятели, шатаясь, побежали к трамвайной остановке. Трамвай был полон: люди стояли даже на ступеньках.

— Вперед! На штурм! — закричал Тарелкин. Он пытался пристроиться на подножке.

— Колька! Брось! Сорвешься, гад! — орали Ванюшка и Юрка.

Трамвай резко дернулся, и вся толпа ахнула: Тарелкин свалился. Трамвай потащил его, и у всех перехватило дыхание. Чудилось, что колесо уже отхватило ногу Тарелкину, потом руку, а вот и… Но трамвай ушел, а Тарелкин поднялся на колени, сплюнул и высморкался. Толпа ринулась к нему.