Илья Дубинский - Наперекор ветрам

Взводный Иона Гайдук впервые вел полуэскадрон. Доверие обязывало ко многому. В черных суконных брюках, заправленных в высокие рыбацкие сапоги, в полосатой тельняшке, прикрываясь от яркого солнца щитком руки, он то и дело всматривался в задернутую голубоватым маревом даль.

Головной дозор приближался к одинокому хутору с голубятней. Там как раз намечался большой привал. В этот момент внимание Гайдука привлекло возникшее вдали, на днестровской стороне, розоватое облачко. Оно все ширилось и темнело, пока не выросло в тяжелую пыльную тучу, плывшую к хутору вместе с внушительной кавалерийской колонной.

У Гайдука не было бинокля. Эта роскошь в те времена была доступна не всякому военному, даже командиру полка. Полуэскадронный, вскочив галопом на бугорок, сорвал с головы бескозырку, заслонился ею от ярких солнечных лучей. Привстав на стременах, он еще напряженнее стал всматриваться черными как уголь глазами в зыбкую даль. Смолистая копна волос, освободившись от тугой бескозырки, упала на смуглый высокий лоб. От изумления и неожиданности раскрылся рот, заблестели зубы. Тревожное состояние всадника передалось и коню. Гнедой дончак заржал, стал бить копытами землю.

— Подлюки! — зло выругался Гайдук. — Не успели пришвартоваться до контры и уж черным вымпелом обзавелись…

А чужая колонна всадников и тяжелая туча пыли над ней безостановочно приближались к хутору.

Гайдук поднял руку со все еще зажатой в ней бескозыркой. Полуэскадрон остановился. Нетерпеливо зафыркали кони, прочищая храпы.

— Слетаю разнюхаю, что за люди, — послышался голос из головных рядов.

— Нечего нюхать! — строго отрубил командир. — Отсюда видно, как с капитанского мостика. Кругом ровнота, как на Балтике. И нечего нюхать, земляк. Ясно, что враги! Только вот этой черной хоругви я еще не видел. Били мы контру, какая шла под белыми, под жовтоблакитными, под цветными флагами. А зараз ударим по этой, что идет под черным знаменем. И так лупанем правым бортом, что подлюки сами почернеют.

— Командир! — послышался тот же голос. — А не лучше ли выслать к ним переговорщиков? Может, обойдется по-мирному, без драчки.

— Отставить! — скомандовал моряк. — Зачехли, брат, свою дудку. Нас послали не трепотню вести, а глушить контру. Изменников не уговаривают, их бьют. И сейчас наше оружие — не длинные языки, а острые сабли. Слушай мою команду, орлы! Первый взвод, строй фронт, второй — во взводную колонну стро-о-ойсь! — Полуэскадронный извлек из деревянной кобуры тяжелый маузер. — Сейчас мы, ребята, врежем. Долго будет нас помнить эта трехсот тридцати трех святителей жеваная рать!

Конники быстро перестроились и теперь в строгом молчании ожидали новых команд. Но какой-то долговязый боец, отделившись от хвоста колонны в сторону баштанов, взмахнул обнаженным клинком, отсек дыню, ловко подцепил ее кончиком лезвия и, довольный удачей, занял свое место в строю.

Гайдук заметил этот нехитрый маневр кавалериста.

— Ко мне! — приказал он долговязому. — Покажи товарищам свой боевой трофей.

Боец колебался недолго: в дивизионе Няги приказы командиров исполнялись без длительных раздумий. Когда кавалерист, держа под мышкой сияющую, словно солнце, золотистую дыню, подъехал к командиру, весь полуэскадрон дружно захохотал. Но тут же послышались и гневные голоса:

— Идем за народ, а народ грабим!

— Ему клинок даден сечь контру, а он… Тоже мне герой!

— Под суд мародера!

Гайдук взмахнул маузером — строй затих.

— Вот что, братишка! В атаку я тебя не возьму. Ступай на хутор. Сдай свой боевой трофей хозяину. Стой там на приколе. Побьем контру, будем тебя судить. Побьют нас — смотаешься в дивизион, доложишь все как было. Аллюр — два узла в час.

Но всадник не торопился. Переложив дыню под левую подмышку, достал клинок из ножен, протянул его командиру:

— Лучше сам заруби, командир, а не позорь!

— Шашку в ножны! — сердито приказал моряк. — Рубать тебя не стану. Жди суда. И не я, а ты себя позоришь. Позоришь дивизион, Красную Армию, Советскую власть. Ступай выполняй приказ…

Конный строй, набирая скорость, тронулся вслед за командиром навстречу вражеской колонне, а долговязый боец с опущенной головой и с золотистым шаром под мышкой уныло поплелся к хутору.

Полуэскадрон уже поднялся в галоп, высоко вскинув над головами сверкающую сталь. До черного знамени оставалось совсем немного. Но… противник почему-то никак не реагировал на приближение гайдуковоких всадников. Вражеская колонна все тем же спокойным шагом продолжала двигаться по пыльному тракту, не меняя походного строя на боевой, не высылая вперед дозоров.