Илья Дубинский - Наперекор ветрам

— Зачем же, господа, в Бирзулу? Ведь теперь все ясно: я деникинский агент-с. Везите меня в Одессу, в губчека… Там я многое раскрою.

— Мы не лишим вас и этого удовольствия, господин агент, — усмехнулся Голубенко. — Губчека вам не миновать. Только сначала придется исповедоваться перед нашим начдивом.

Ночью громоздкий «бенц», чадя дымом, остановился у подъезда станции Бирзула. Конвой повел деникинца в штаб.

В дальнем углу просторного помещения, за широким столом, углубившись в бумаги, работал недавно вернувшийся из Одессы начальник дивизии.

Голубенко указал «землемеру» на стул, а сам, поздоровавшись с Якиром и Гарькавым, присел возле окна.

Начдив, не спуская изучающего взгляда с деникинца, начал мять правой рукой ухо. Что-то знакомое было в облике белогвардейца.

— Правую руку! — приказал арестованному Якир. После некоторого колебания задержанный повиновался. На указательном пальце руки не хватало фаланги.

— Старый знакомый! — негромко произнес начдив. — Бывший комбат Чернов из Днестровского полка? Не так ли?

Тяжелая тень пробежала по лицу белогвардейца. Он скрестил руки на груди, вызывающе посмотрел на Якира:

— Да, тогда был Чернов, сейчас Басенко. Это моя настоящая фамилия.

В голове начдива вихрем пронеслись грозные события 1918 года. Отряды Красной гвардии под натиском немцев оставляли Бессарабию. Бойцы с тяжелым сердцем покидали родные места. Кто-то пустил слух, что их предали. На станции Раздельная люди митинговали. Шумно было и в Днестровском полку. Комбат Чернов горланил с тачанки, что нужно оставаться в Бессарабии, штаб продался немцам. Якир, тогда командир батальона, возмущенный демагогией Чернова, вскочил на тачанку, крикнул: «Не слушайте этого прохвоста! Не штаб, а сам он продался немцам, вот и сбивает вас с толку». Днестровцы, только что поддерживавшие Чернова, вдруг зааплодировали Якиру, а потом, успокоившись, разошлись. Но разошлись не все. Вокруг Чернова сгруппировалась небольшая кучка недовольных. Спустя час Якир, вызванный к телефону, направлялся в помещение станции. Здесь его и встретили черновские приспешники. С криками «Хватай шпиона!» они набросились на Якира, стали избивать его прикладами винтовок, после чего повели… расстреливать. Путь их лежал мимо штабного вагона, на ступеньках которого стояли «генкварм» [3] «Генкварм» — заимствованное из терминологии царской армии военное звание «генерал-квартирмейстер». Так в шутку называли Левензона, когда он работал в штабе Бессарабского фронта. Левензон и командир эскадрона Няга. Они быстро сообразили, что произошло неладное; почему вдруг арестовали лучшего командира батальона? Однако ни криком, ни приказом образумить разъяренных бойцов было невозможно. Требовалось нечто иное. «Кого ведете?» — спросил Няга. Послышался дружный ответ: «Шпиона! Пустим сейчас его в расход». «Зачем же сразу расстреливать? — возразил Левензон. — Поначалу надо его хорошенько допросить. Ведите пойманного в штаб». Толпа после некоторого колебания согласилась. В штабном вагоне сразу же начался «допрос». Так был спасен Якир его находчивыми друзьями.

— Ну что ж, — усмехнулся начдив. — Поскольку вновь довелось встретиться, поговорим откровенно. Закуривайте, — протянул он деникинцу открытую пачку «Сальве».

— Премного благодарен-с… — скривил губы белогвардеец. — Пока свои есть. Тот же сорт-с. Фабрика Попова, Одесса-с…

— Видать, на «Сальве» только и сходятся наши вкусы? — продолжал начдив.

— Не стану скрывать… Вы угадали-с, господин большевистский генерал.

— Ты смотри какой герой!.. — потянул себя за усы Гарькавый. — Поларшина осталось до стенки, а храбрится.

— Такая храбрость — первый признак трусости, — простуженным голосом проговорил Голубенко. — Посмотрим, что их благородие запоет под дулом.

— Не на того напали, — бросив презрительный взгляд на Голубенко, отрезал деникннец.

— Видно, ты шибко идейный, беляк? — не скрывая иронии, спросил Гарькавый.

— Дело не в идейности. Пощадите вы, не пощадят наши. Меня вы сцапали, а еще десяток среди вас несцапанных. У них острое ухо и зоркий глаз.

Якир, Голубенко, Гарькавый переглянулись. Впервые они имели дело с таким «фруктом». Да и его заявление нельзя было оставить без внимания.

— Что ж, господин Басенко, или как вас там… Придется кое о чем напомнить, — после небольшой паузы сказал Якир. — Надеюсь, не забыли. Отмолотили меня тогда по вашему заданию на славу. Я даже целый месяц курить не мог.