Чтобы перейти от Кулима на старицу, надо пересечь открытую луговину, поэтому Лузанов, перед тем как подняться из-под берега, обстрелял ее глазом и только потом рысцой побежал к зеленеющим кустам. Кажется, никто его не видел.
Захар Малинин был уже на месте. Он, как всегда, заросший густой рыжей щетиной, сидел на земле и бечевкой привязывал к ногам старые галоши. В дыры на рыболовных брюках проглядывали его белые, как береста, ноги.
— Замешкался ты, Митрич, — задрал он щетинистый подбородок на Лузанова.
— Замешкаешься. Алешка Мостовой рыскает по деревне, побоялся наскочить на него. Ох и стервец он, — крутил большой стриженой головой Лука Дмитриевич, стягивая сапоги. — Стервец. Всех без разбору понужает. Погоди вот, до нас с тобой доберется. Те были агрономы как агрономы. Сидят, бывало, у себя в кабинетике, колосья считают, стебелек к стебельку снопики вяжут. Вывешивают что-то, пишут. А этот, черт его душу знает, когда спит. День и ночь на ногах. Куда ни сунься, там и он. Теперь что удумал? Отыскал где-то добрые участки на полях и с них, слушай, засыпает зерно на семена. Хм.
— Это ж ладно, парень.
— Вот они куда сядут, семена-то. — Лузанов похлопал себя по крепкой, литой шее. — Налог, да натуроплата, да семена, а жрать что? Хм. Пошли давай.
— Айда.
На затравелом берегу раскинули бредень, осмотрели его, и Лузанов, взяв древко и высоко подняв плечи, начал заходить в холодную воду.
Бредень пошел ловко. Рыболовы неторопливо ступали по вязкому дну старицы и хмуро оглядывались назад, где под водой тащилась длинная мотня. На перехвате русла закончили первую тоню. И как только выволокли на берег кипевшую от мелюзги мотню, оба бросились к ней на колени: не упустить бы чего. В частой сетке бредня трепыхалось множество окунишек. Совсем мелких бросали обратно в воду, а что покрупнее — в ведро с водой. Лузанов молчал. Улов явно не устраивал его.
Так они прошли по старице километра два и наловили полное ведро. Однако крупных почти не было. Мелочь все.
— На ушицу, на пирог будет, и на том спасибо. Шабаш, Митрич, — косясь на солнце, сказал Малинин. — Была б заправдашная рыбалка…
— Нет, Захар, давай еще тоню. Самые места пошли, — упрямился Лузанов. — Я тут нынче весной щуку, никак, кила на два добыл. Пошли, пошли давай.
— Да нет, Митрич, ей-богу, хватит. Уж как-ненабудь на озеро.
— Какой ты, Захар. Да разве можно уходить от самого лова? Хоть одну тоню. Ну, две — уж это от силы. Берись, Захаршо. Берись.
Не успели они толком развернуть бредень, как его рвануло назад. Вода возле мотни забурлила, заклокотала, взмутилась. Стремительно и ловко Лузанов бросился туда, упал на бредень, закрывая добыче выход из мотни.
— Ай, молодец, Митрич! — весело кричал Захар Малинин. — Ай, молодец!
Последние два захода оказались самыми удачными. Рыбаки вынули двух щук и до пятка окуней величиной с лузановский лапоть. На радостях Захар Малинин прытко сбегал за оставленной у остожья одеждой и обувью.
Потом расположились делить рыбу. На две кучи раскладывал Лука. А Малинин приплясывал от холода и льстил напарнику:
— Ловок ты, Митрич. А как ты их на берег-то швырнул! Эко зубья у них, как на бороне.
Свою долю Лузанов ссыпал обратно в ведро и сверху прикрыл смоченной травой. Малинин же свою рыбу склал в мокрую рубаху и начал было завертывать, как щука, толстым калачом лежавшая внизу, вдруг с невероятной силой, подобно сжатой пружине из вороненой стали, выпрямилась, хлестко ляпнула Малинина по голому животу и упала с берега в воду. Мужик кинулся было за ней и столкнул с крутизны в старицу лузановское ведро. Крупная рыба мигом ушла вглубь.
— Дурак ты, дурак, Захар, — ругался Лука Дмитриевич, выбирая из воды околевшую рыбешку. — Язви тебя, ведь я ли тебе не говорил: сломай ей лен. Все, Захар, я с тобой отродясь больше не пойду. Калачом ты меня не заманишь. Ах-ах, едрена мать. Хм.
Оба не заметили, как к ним подъехал агроном Мостовой.
— Значит, кому страда, а кому в полное удовольствие рыбалочка…
— Так это мы между делом, Алексей Анисимович. Не ловится, окаянная.
— Ты скажи, какая обида. Но по трудодню-то вам можно поставить?
И в голосе, и в недобром прищуре глаз агронома рыболовы сразу почувствовали надвигавшуюся неприятность, засуетились, натягивая на себя сухую одежду.
Мостовой подошел к Лузанову.
— Вы, Лука Дмитриевич, в колхозе давнишний человек. Вот и скажите мне, почему у нас заведен такой порядок: что ни тяжелей работа, та и для женщин?
Читать дальше