Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Трое торопливо вышли.

— Я должен попросить у вас прощения, — сказал генерал, — но вы, конечно, понимаете меня… Прокурору я скажу…

— Здесь вы уже бессильны, Сергей Денисович, — ответил директор. — Несчастный случай, а особенно с учеником, вещь недопустимая, и все виновные понесут наказание…

— А мне понравился этот долговязый наставник, — Тимченко нашёл в себе силы улыбнуться. — Не смолчал. Твёрдый характер, настоящий человек.

— У нас на заводе воспитался большой коллектив таких, как он. — Директор ничего не хотел ни забыть, ни простить. — Рад, что вам удалось в этом убедиться.

— Да, удалось, — сдержанно проговорил генерал. — Всего вам лучшего. Поеду в больницу.

Генерал пожал руку директору и вышел.

«Перешили бороду», — вдруг вспомнил директор, улыбнулся, даже тихо рассмеялся, чувствуя, как с его души будто свалился тяжёлый камень. Снова взял трубку и уже совсем весело сказал Гостеву:

— Лихобора продерите на собрании с песочком.

— Обязательно, — откликнулся Хостев. — Только есть одна реальная опасность: они будут смеяться.

— Кто?

— Да рабочие сорок первого цеха.

— Как это будут смеяться? Человека чуть не убило.

— Вот то-то и оно. Раньше пугала неизвестность, положение казалось серьёзным, даже драматичным. А теперь…

— И всё же я требую, чтобы небрежное отношение Лихобора к своим обязанностям наставника было разобрано со всей серьёзностью.

— Есть, товарищ директор.

А в это время настроение генерала Тимченко, спешившего в Октябрьскую больницу, снова резко ухудшилось. Теперь, когда исчезла зловещая опасность, вдруг на первый план, лукаво подмигнув, выглянула комедия.

«Они лгут, — вновь закипело в душе генерала раздражение. — Они подло лгут, когда утверждают, будто Феропонт сам сунул бороду в станок. Конечно, он, как и вся современная молодёжь, парень с выкрутасами и причудами, но пойти на явную глупость не способен. Необходимо проверить, немедленно всё уточнить и виновных всё-таки наказать, зачем же страдать одному несчастному Феропонту. — Он вслух произнёс имя сына, и впервые в жизни оно показалось ему вычурным и претенциозным. — Не мог выбрать что-нибудь попроще, — разозлился на себя генерал. — Не мог назвать Александром или Владимиром! Чем плохо? Оригинальным захотелось быть!»

Машина промчалась мимо круглого, похожего на старинный цирк Бессарабского рынка, будто вспрыгнула на невысокий пригорок и остановилась у ворот больничного корпуса. Через пять минут, в белом халате, генерал входил в палату и первое, что увидел, — огромный белый шар Феропонтовой головы, неподвижно лежащей на полушке. Тщательно забинтовано было и лицо, только тёмные глаза внимательно смотрели на вошедшего. Сердце генерала, сжалось от острого чувства любви и жалости к сыну.

— Температура нормальная, кровяное давление тоже, шов положили косметический, шрама заметно не будет, — гордо докладывал доктор, чувствуя, что это именно тот случай, когда медицина оказалась на высоте, и потом, словно извиняясь за что-то не совсем приличное, добавил: — Правда, бороду пришлось сбрить…

Генерал посмотрел на него подозрительно. Лицо врача было серьёзным, деловым, даже лёгкая улыбка не тронула губы… И всё-таки она жила в глубине зрачков…

— Разговаривать ему пока ещё трудновато, — предупредил доктор.

— Ничего подобного, — вдруг молодым баском перебил врача Феропонт. — Голова немного болит, это верно,

— Не ломит?

— Нет,

— Вот и прекрасно. Значит, сотрясение мозга не сильное… Вы можете побеседовать, но не больше трёх минут. — Врач вышел бесшумно, как в немой кинокартине.

Генерал сел на стул возле кровати сына и провёл рукой по одеялу, поправил его, потом сказал:

— Послушай, Феропонт, все эти заводские наставники твои будут обязательно наказаны. Но в своих письменных объяснениях они утверждают, будто ты нарочно, сознательно сунул бороду в этот, будь он трижды проклят, кулачковый патрон. Твоя борода никогда не вызывала моего восхищения, но в конце концов внешний вид человека — его личное дело. О вкусах, как говорят, не спорят. Но я хочу знать, правду ли сказал твой наставник или солгал, испугавшись ответственности?

Феропонт молчал. Мысли в его больной голове двигались медленно и трудно. Он хорошо представлял, как втихомолку, пока ещё не разрешая себе сделать это вслух, смеётся весь цех. Лука, конечно, рассказал дружкам о своём совете Феропонту — заплести бороду в косичку, и от одного этого воспоминания злобная обида закипела в сердце, даже мысли прояснились.