Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Франция — страна, переплетённая густой паутиной железных дорог. Один взрыв мало что давал, выходил из строя один участок дороги, и только. Движение же поездов не прекращалось — всегда можно найти объезд. Поэтому, чтобы совершить настоящую диверсию, нужно было взорвать железнодорожные ветки на разных, причём важных, участках с таким расчётом, чтобы, создав пробки, вызвать хаос на соседних железнодорожных магистралях.

Операцию спланировали именно так. Если даже не возникнет особого беспорядка или паники, то, во всяком случае, нормальное движение поездов приостановится на несколько дней. А это самое главное.

Одно удручало Шамрая — не было у них настоящего сапёрного снаряжения. Ничего, придётся обойтись и обычным шахтёрским: круглыми цилиндрическими зарядами тола, индукционной электромашиной. Об автоматических детонаторах нечего и мечтать. Где их сейчас возьмёшь? А было бы неплохо: заложи под рельсы мину, отойди в сторонку и жди, пока под тяжестью электровоза прогнётся шпала, щёлкнет пружина, проснётся гремучая ртуть и оживёт динамит, тол или тротил… А вместо всего этого — лежи с индукционной машинкой в лесочке, на опушке, совсем неподалёку от полотна и дожидайся, когда приблизится поезд.

Французские партизаны за время войны не раз пускали под откос немецкие эшелоны. И потому гитлеровцы почти приостановили по ночам движение на железных дорогах. Но теперь, когда в Нормандии гремел бой, а Терран был забит вагонами, хочешь не хочешь, а приходится ехать и ночью. Ничего другого немцам не оставалось. Партизанская разведка донесла — на станцию Терран прибыли два эшелона с танками. Вот один-то из них и должен был напороться на мину Шамрая. Его группа под рельсы заложила приличный заряд. Не только электровоз — целый домище перевернёт вверх тормашками. Детонаторы продублированы: подведёт один — сработает другой. Кажется, всё предусмотрено.

В такие минуты душу Шамрая охватывал удивительный покой. Ты лежишь, ждёшь приближения поезда с танками и гитлеровцами, под рельсами надёжный сильный заряд, над головой глубокая звёздная ночь, а на сердце покой и тишина, потому что рядом с тобой любимая.

Да, теперь Жаклин всегда была рядом с Шамраем. Она раздобыла большую зелёную сумку с красным крестом и заявила, что домой не пойдёт ни в коем случае. В отряде будут раненые. Она умеет делать перевязки. Колосов разрешил: конечно, раненые в отряде будут.

Шамрай и Жаклин лежали, спрятавшись за толстый ствол старого дуба. И Шамраю почему-то вспомнилась та минута, когда он впервые очутился в бельгийском лесу и услышал, прячась за деревьями, песню Гали и Нины.

Галю недавно пришлось увидеть. Но уже, к сожалению, не ту Галю…

А сейчас над Францией тишина. Небо, будто купол в соборе, украшенный неестественно яркими звёздами. И Шамраю кажется, что такая же торжественная тишина разлилась над всей землёй. Словно в эти минуты и не льётся кровь на плацдарме под Вислой, не грохочут пушки у Ла-Манша. Всё охватил и подавил в округе безграничный простор тихой короткой июньской ночи.

Прошлогодние сухие листья пахнут терпкой дубовой и осиновой корой, горьковатой прелью. Шамрай молчит, насторожённо прислушиваясь и боясь пропустить отдалённый перестук колёс эшелона на стыках рельсов. Может, именно в эту минуту за пятнадцать километров отсюда, в Терране, без сигналов тихо тронулся с места гружённый тяжёлыми танками состав…

Но молчат ребята, которые стоят на сигнальных постах. Совиным криком должны они предупредить о приближении поезда. А что, если заснут, прозевают?

Нет, никто из бойцов отряда «Сталинград» не спит в эту первую для многих из них партизанскую ночь. Жаклин тихо, едва заметно провела ладонью по руке Романа. Он поймал её пальцы, стиснул. Так и лежат они, Жаклин и Шамрай, рядом, рука в руке, и даже не могут думать друг о друге, о своей трудной любви и далеко не ясном будущем; все чувства поглотило тревожное ожидание.

А что, если немцы пронюхали и передумали пускать по этому перегону свои эшелоны?

Не беда. Доберёмся до них тогда на другом участке.

Когда оглянешься, то видно, как далеко, на выходе из балочки, горит зелёный огонёк. Путь свободен, рельсы исправлены, сигнализация работает, — чего же ждут немцы?

— Ты знаешь, — тихо сказал Шамрай, — у меня сейчас такое чувство, будто я вижу всю землю, знаю о происходящем во всех странах. А в центре — мы с тобой и заряд тола под стальными рельсами. Вот слышно, очень далеко, за Уралом, на Магнитогорском заводе, сталевар ударил ломиком в летку мартена. Слышишь, как шипит, разбрызгивая огненные брызги, бежит по жёлобу жидкая сталь. Из неё сделают броню для танка. Он придёт в Берлин, я вижу его путь. А вот совсем близко, рядом с нами, кузнец Клод Жерве перековал мои кандалы на острые шипы. Их раскидают по шоссе, и немецкие машины долго будут стоять с проколотыми шинами. Прислушайся, это друзья Якоба Шильда снова спустились в глубокую шахту «Моргенштерн», проверили, хорошо ли спрятан памятник Ленину и не пронюхали ли о нём гитлеровцы. А в Турине, на севере Италии, забастовали рабочие заводов Фиат, они отказались ремонтировать немецкие танки, подбитые в Молдавии и в Польше. Видишь, погас огонёк — это в Америке, где-то возле Питсбурга, мастер поставил последнюю точку электросварки на крыле самолёта. Через месяц машина прилетит в Англию, а потом сбросит бомбы на Берлин. Понимаешь, я слышу, как рабочие всей земли куют нашу победу, трудятся для того, чтобы задушить фашизм. Они стоят у мартенов, спускаются в шахты. Они садятся в танки или в самолёты, но от этого не перестают быть рабочими — солью земли. Просто меняется их рабочее место, вот и всё. У нас есть лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»…