Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

— А где папа Морис? — спросил Шамрай.

— Раздевайся, — приказала Жаклин, не отвечая на его вопрос.

— Ничего не понимаю… Зачем?

— Раздевайся! — чуть не плача, проговорила Жаклин. — Совсем! Долго я тебя буду просить? Ну! Некогда разговаривать! Они сейчас будут здесь! Раздевайся!

В абсолютной темноте комнаты, где окна были затянуты бумажными шторами светомаскировки, Роман не мог увидеть лица девушки. Он слышал только её дрожащий от волнения голос.

— Раздевайся! Может, удастся их обмануть…

Где-то совсем близко послышались голоса. Выйти из комнаты было уже невозможно.

Шамрай послушно разделся.

— Иди сюда, — Жаклин взяла его за руку. — Это что такое?

— Автомат.

— Дай мне.

— Нет, автомата я не отдам.

— Спрячь сюда, под одеяло. Ложись, тут постель. Обними меня…

Шамрай протянул руки и с ужасом ощутил её обнажённое тело. Потрясение было, как удар молнии. Он вдруг перестал видеть, слышать, думать. На мгновение исчезло ощущение смертельной опасности.

— Обними меня! Крепко! — приказала девушка. — Это наш единственный шанс…

— Ты с ума сошла, — через силу, задыхаясь, выговорил Шамрай, — ты же пропадёшь!

— Возможно, — ответила Жаклин. — Теперь всё зависит от того, кто войдёт, немец или француз…

После этого настала минута мучительного ожидания, когда в один тугой узел сплелись все ощущения: и любовь, и восторг, и смертельный страх. Они лежали, замерев, всем телом чувствуя друг друга, а думали о последней, решающей всё минуте. Память о таких мгновениях не исчезает, она живёт с человеком всю жизнь.

Послышался грохот, упала откинутая задвижка, несколько шагов по коридору, двери комнаты распахнулись. Резкий ослепительный луч фонарика выхватил из темноты запрокинутое лицо Жаклин, её обнажённые руки, плечи и тень Шамрая над нею…

Секунду держалась пауза, показавшаяся Шамраю и Жаклин долгой как вечность. Тот, невидимый, отгороженный темнотой, отрезанный светом фонаря, ошалело молчал, настолько разительным был контраст между пожарами, погоней за беглецом, близкой смертью и любовью, которую он только что увидел. Потом прозвучало немного растерянное: «Пардон», двери затворились, и снова непроглядная темнота воцарилась в комнате.

— Француз… — тихо сказала Жаклин и от радости, от ощущения обретённого счастья крепко поцеловала Шамрая. Всё тело её дрожало в нервной лихорадке, но она уже смеялась облегчённо, радостно и прижималась всё ближе и теснее к Роману.

И тогда случилось то, что должно было случиться. Ни Жаклин, ни Шамрай никогда в жизни в том не раскаялись. Смертельная опасность до предела обострила все чувства. Лейтенант готов был скорее умереть, нежели выпустить девушку из объятий. Когда они опомнились, над миром царила праздничная музыка тишины.

— Я люблю тебя, — сказал Роман Шамрай.

— Молчи, — ответила Жаклин.

— Я очень люблю тебя, люблю давно.

— Молчи. Я тоже. Молчи…

Жаклин потёрлась щекой о плечо Шамрая, и он ощутил нежность и теплоту её кожи. И вдруг только сейчас, только от этого прикосновения он будто пришёл в себя, неожиданно со всей отчётливостью осознав, что произошло. И, потрясённый, молча прижал к себе Жаклин, лицом зарываясь в её волосы и жадно вдыхая их запах, показавшийся ему родным с детства, — запах ромашки и мяты, сухого сена и яблок…

И тут же мгновенно, как-то особенно ярко и живо, Роман словно даже не вспомнил, а увидел себя ещё мальчишкой в том невозможно далёком теперь, мирном году, когда он, возвращаясь поздним летним вечером с «улицы» шёл «к себе», в маленький сарайчик, сбитый на скорую руку им же самим. Он любил этот сарайчик, рождавший в нём, Романе, непривычно сладостное ощущение его мальчишеской независимости и взрослости. В сарайчике было всегда темно, прохладно и сухо и пахло высохшими снопиками мяты и ромашки, подвешенными по углам, и яблоками. Яблоки были всюду: на полу, под кроватью, в корзинах и вёдрах. И он, Роман, лёжа на своём топчане и укрывшись лёгким лоскутным одеялом, любил грызть ароматную и сочную мякоть и слушать тишину посёлка, сонную мирную тишину, наполненную запахом мяты и яблок…

«Господи, — потрясённо думал Роман. — Неужели это правда?» Ведь только что, какие-то полчаса назад, его руки сжимали оружие, и смерть шла за ним по пятам, как старая гончая по следу загнанного зайца. А сейчас… Сейчас он счастлив. Вот уж действительно, не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Случай иногда, как хозяин, распоряжается судьбой человека.