Ольга Гуссаковская - Ищу страну Синегорию

— Яша! Кому это ты букет-то собираешь? Уж не мне ли? — Лицо Марьи Ивановны расплывается в ожидающей улыбке.

— Ну да! Жди! Ганнусе своей, поди, отвезет. Слышь, на бурах-то у нас голубицы не стало, — вмешивается одна из женщин.

Так. Теперь я знаю и много и мало. Этого человека зовут Яша, Яков. Это мало. И у него, есть Ганнуся, которую он любит. Иначе зачем букет? Это много. Сейчас мне кажется — почти все. Счастливый Яша!

Домики бурового отряда жмутся друг к другу, как лошади у таежного костра. Их четыре. Одинаковые деревянные вагончики на полозьях. У каждого свое прозвище и свой флаг. Неизвестно, кто и когда придумал это.

Так бывает часто — шутка переходит в привычку, никому уже не кажется смешной и в конце концов к ней начинают относиться вполне серьезно. Домики гордятся своими флагами и готовы отстаивать их «честь».

Лучше всех флаг «бабьей республики» — на нем по лимонному полю вышита ветка стланика. Зато я сильно подозреваю, что на изготовление флага «холостяков» пошла не одна пара ношеных трикотажных кальсон. «Холостяки» ведут себя вызывающе и немного кокетливо.

У «собашников» флаг напоминает знамя «псоглавцев» — на нем нашита собачья морда из черного плюша. А флаг «итээра» лучше всего отражает внутренние противоречия, раздирающие это интеллигентное «государство»— он пестр, как лоскутное одеяло…

Сейчас флаги грустят. Они промокли от многодневного дождя. Седьмой день я на бурах, и ровно столько же не прекращается дождь.

Собственно говоря, делать мне тут уже нечего — все взрослое население застраховалось (главным образом потому, что я решилась к ним приехать). Теория Веры Ардальоновны терпит крах — я возвращусь победителем. Но сейчас мне это как-то не доставляет радости. Может быть, потому, что за слепеньким оконцем «итээра» — дождь, дождь. И никому неизвестно, когда он кончится и когда пойдет трактор.

А в нашем поселке сейчас, наверное, азиатская знойная сушь. И не поверишь, что это Колыма. Куры с разинутыми клювами дремлют в коротких синих тенях. Замерло на веревках пестрое белье. Вдоль тротуаров — летучие сугробы из семян ивняка. Изредка налетевший ветер завивает на дороге пыльные смерчи.

И я отлично знаю, что ты сейчас в клубе, в той самой комнате за сценой, где мы виделись последний раз. За ее окном — зеленая стена кустов.

Я помню их другими. Озябшими, в пушистых снежных муфтах. Они каждое утро заглядывали к нам в окно и радостно кивали: «Вы счастливы? И мы тоже. Видите, нам даже не холодно сегодня».

Тогда они еще не выучились равнодушию. А в наше последнее свидание они уже стояли безликой зеленой стеной. Так же, как и сейчас.

Им было все равно, что скажет мужчина с чужими, спрятанными глазами, что сделает женщина. Да они и знали — ничего не будет. Слишком многое легло с тех пор между нами.

Я спросила: «Ты счастлив?» — «Да… очень…»

В паузе пряталась ложь. Я слишком хорошо знала тебя, чтобы поверить. Но почему же я ничего не сделала? Почему ушла, мило поговорив о том о сем десять минут?

За окном тайга и дождь. Ты далеко и искать ответ поздно.

…Дверь распахнулась так стремительно, что задрожал домик.

— Бригадира нет?!

На смуглом Женином лице глаза совсем круглые — она чем-то взволнована. Женя — моя соседка по койке, у ее профессии ответственное название — техник разведки, а стаж работы всего два месяца.

Очень трудно живется Жене! Во-первых, дали смешное прозвище Веретено и тут же забыли, как зовут. Женя и — впрямь под стать веретену — тоненькая и верткая, но ведь от этого не легче, если тебя не хотят принимать всерьез ни как работника, ни как женщину. Желонщик Костя даже и глазом не поведет… А я знаю, что под Жениной подушкой спрятана его фотография. Кусочек выдуманного внимания. Женя почти верит, что фотографию ей подарили. На самом деле ее выбросила за дверь промывальщица Любка полсекунды спустя, как в эту же дверь вылетел сам Костя.

Впрочем, трагедии тут никакой нет: ведь, кроме Кости, есть еще техник Лева. Он живет в нашем же домике. Насмешливый, вспыльчивый одессит, весь слегка напоказ. Женя и сама толком не знает, кто ей нужнее, но Костя красивее, его легче выдумать. А какая женщина не выдумывала себе героев?

Но что случилось на этот раз? Женя не похожа на себя. Это уже не бодрое веретено, а ломкий стебелек под ветром.

Женя схватила меня за руку.