Владимир Хазанский - Спросите у берез…

От картины, которая больно пронзила сердце, сами собой стали слагаться стихи:

Страшно, невыносимо больно было смотреть на родную истерзанную землю. Но жизнь начала пробуждаться и здесь. Спасшиеся от уничтожения во время карательной экспедиции, жители Прошек понемногу стали налаживать свой быт.

Вначале соорудили небольшую будку из еловой коры. А Герасим Яковлевич Фроленок построил даже землянку. И первые жители, не спрашивая разрешения, ютились у него. Здесь нашла кров и Женя, прошедшая путь от рядовой подпольщицы до помощника комиссара партизанского отряда по комсомолу.

— Что думаешь делать? — спросил ее тогда старик.

— Учить ребятишек.

— Учить?.. — Фроленок раскрыл рот от удивления. — Где? Да и почти некого…

— Все будет.

А через несколько дней состоялось первое занятие в школе, которую организовала она же, Женя. Уроки проходили в саду, у спиленной немцами груши. Пригодилась и она. Служила и партой, и столом. На стволе разместилось девять первоклассников. На пне, как на стуле, сидела учительница. С интересом заучивали буквы семилетние и более взрослые ребятишки, которые из-за войны пришли в школу с опозданием.

Не было часов. Время занятий определяли по солнцу. Подымется оно на востоке на три метра над лесом, значит пора в школу. Сделает пол-оборота — уроки окончены.

Когда загуляли над Прошками осенние ветры, в школе стало неуютно. Она переместилась в ту же землянку Герасима Яковлевича.

Прошел всего один год, и уже появились первые срубы. Прозвенел звонок в небольшой деревянной школе. Постепенно стала налаживаться жизнь.

Теперь Прошек не узнать. Новые дома, сады. Но стежки-дорожки в поля и окрестные леса все те же, что проложили люди давным-давно.

Одна из них огибает деревню, идет берегом реки и, углубляясь в лес, выходит к широкой поляне. Здесь она соединяется с двумя другими дорогами. В центре их сплетения, в некогда глухом уголке, вырос курган. Небольшой с виду. Но есть в нем что-то такое, что волнует всех, кто сюда приходит.

Земля, где воздвигнут курган, — особая. Это стык трех братских республик. Дуб на его вершине, как символ единения и братства. От кургана расходятся три аллеи — молодые клены в сторону России, березки — к землям Белоруссии, липы — к Латвии. Как три судьбы, соединенные в одну, большую и неразрывную.

— Вот эту, — показывает на одну из березок Михаил Дубро, — посадил Василий. Присматривал за ней, пока она не прижилась.

Михаил Дубро вроде хранитель кургана. Он живет здесь неподалеку, в той же деревне Заборье, откуда когда-то вместе с Александром Громом пришел на связь с белорусскими подпольщиками. Он, дорожный мастер, был в числе тех, кто закладывал курган дружбы. Следом за ним по горсточке земли принесли к его подножию и другие прошковские подпольщики.

Теперь об этом кургане знают многие. Ежегодно в первое воскресенье июля здесь проводится традиционная встреча партизан трех братских республик, которые вместе сражались против общего врага. Приезжают и создатели кургана.

Есть в Прошках еще одна дорожка. Она ведет в конец деревни, к густым кустам роз. Сюда идут с большим душевным трепетом. Тихо стоят у строгого мраморного монумента. Молчат и думают о суровых годах войны, об отважном коммунисте Григории Лукашонке, который создал здесь комсомольское подполье и умело руководил им.

Этот монумент воздвигли ребята из 2-й Верхнедвинской школы. Беспокойные следопыты разыскали бывших подпольщиков и партизан, они же помогли им встретиться.

Многие помнят, как гудела, волновалась в тот день школа. Она принимала дорогих гостей, которые приехали со всех концов страны. Из далекого Казахстана прибыл Галим Ахмедьяров. Друзья встретили его как родного, не могли наговориться. И грустно умолкли, когда кто-то произнес имя Василия Лукашонка. Не было больше в живых их бывшего вожака. Он умер от ран, полученных в войну, едва успев написать свои записки.

— Жаль, что Ивана Кузьмича Захарова не пригласили, — говорит Мария Сосновская, — он ведь тоже наш.

Его, бесстрашного коммуниста, который вывел молодежь района на дорогу открытой партизанской борьбы, бывшего комбрига и секретаря подпольного райкома партии, Героя Советского Союза, они считают своим — прошковцем. Как считают своими Симацкого и Литвинова, — тех коммунистов, что руководили комсомольским подпольем, всячески помогали ему.

Теперь бывшие подпольщики собрались снова. И не где-нибудь, а в той деревне, где когда-то поклялись друг другу держаться до конца. В доме, что стоит на том же месте, где некогда была их явка.