Римма Коваленко - Конвейер

Лиля опять прыснула, и Татьяна Сергеевна улыбнулась: вот уж правда, смешно не то, что сказано, а кто и как сказал. Этот благообразный, похожий на баскетболиста парень вырос в хорошей семье. Семью Татьяна Сергеевна всегда угадывала по выражению глаз, цвету лица, манере разговаривать со старшими. Этот мальчишка был из хорошей семьи, но это совсем не значит, что хорошо с ним будет конвейеру.

— Бок по части понимания, что в жизни есть главное, у нее действительно кривой, — сказала Татьяна Сергеевна и остановилась, стыдясь себя: так сморщил лоб, поглядел на нее, подняв брови, новенький. Нашла с кем делиться своими наблюдениями. Парень интересничает, заигрывает с Лилей, а она разбежалась, нашла сообщника. — Но работник Лиля Караваева хороший, — поборов смущение, договорила Татьяна Сергеевна, — и вы хорошенько учитесь, пока есть такая возможность.

Лиля свысока глянула на Бородина:

— Не будет он здесь работать. Не за этим явился. Сорвать ему что-то надо с конвейера.

Подъехал новый блок, и Лиля, отмежевавшись от них обоих, стала облаивать трансформатор.

— Я страшный человек, темная личность, — сказал Бородин, все так же внимательно следя за руками Лили. — Не зря меня дома и везде зовут Шуриком. А могли бы звать Александром. А вы как меня будете звать, Татьяна Сергеевна? — Не дождавшись ответа, прижал ладони к груди. — Клянусь, что ни в глаза, ни за спиной никогда не буду звать вас Соловьихой. Соловьиха должна околдовывать, а вы реалистическая женщина.

Татьяна Сергеевна поскучнела. Исчезло куда-то словечко «трепач», а лет десять назад еще жило, точно определяя таких вот разговорчивых.

— Я буду звать вас по фамилии — Бородин. Знаменитая фамилия, с другой не перепутаешь.

С дальнего своего места махнул ей рукой Коля Колпаков, Колпачок, по-родному любимый паренек, который одним своим присутствием на конвейере радовал сердце Татьяны Сергеевны. Колина мать работает в соседнем инструментальном цехе и в обеденный перерыв до сих пор поит его из термоса горячим молоком, дает откусывать из своей руки бутерброд, причесывает, отряхивает. Коля смирно выносит эту родительскую опеку, на шутки рабочих из инструментального цеха отвечает светлой, обезоруживающей улыбкой. Шутят все больше на тему будущей Колиной армейской службы. «Подарочек старшине», — сказал как-то о нем старый слесарь Дубинец. Ася Колпакова, Колина мать, услышав про старшину, насторожилась, забеспокоилась: Коля слабенький, какая армия. Повела сына в заводскую поликлинику. Коля оказался здоров, и тут же, через несколько недель, его вызвали в военкомат, где он еще раз прошел медицинскую комиссию и был поставлен на учет по первой категории. Сейчас Коле до призыва в армию осталось несколько месяцев, мать успокоилась, нашла выход.

— Есть же в воинских частях вольнонаемные, — сказала она Татьяне Сергеевне. — В столовой, в прачечной. Уволюсь с завода и поеду за Колей. Устроюсь там, никто и не узнает, что я мать ихнего солдата. А через два года вместе с Колей вернемся на завод.

Ася Колпакова требовательно глядела на Татьяну Сергеевну, взгляд у нее, как всегда, когда она говорила о сыне, был тревожным.

— Правильно, — сказала она Асе. — И сама изведешься и Колю своими письмами изведешь. А там ты рядом, и сердце будет спокойно.

— В какую бы его секцию отдать? — Колпакова от слов уже переходила к действиям. — Надо укрепить организм, чтобы в армии было полегче.

Татьяна Сергеевна сняла с нее и этот груз.

— Не мешай ему жить, — сказала она Колиной матери. — Ты что же, думаешь, он на конвейере книжки читает? Он крепкий мальчик, ответственный. В армии ему будет легко.

С Колиной матерью она не допускала в разговорах никаких сомнений. Расставляла на свои места, распутывала все то, что Ася в своих непрестанных страхах за сына умудрялась запутать.

Наталья Шарапова долго не понимала, чем «прикупил» мастера Колпачок.

Однажды сказала подруге:

— Ты живешь сердцем, но ты не душевная. Один только Колпачок в твою душу проник.

Татьяна Сергеевна не стала ей возражать: сердце, душа — что об этом говорить; у кого есть все это, у того есть. Лучше бы заглянула Наталья в свою душу, может, там вообще никого.

А Наталья поглядывала мимоходом на Колпачка: старательный цыпленок, и больше ничего, работает, как зернышки клюет, не по-мужски, без размаха. Скорей всего, у Татьяны к нему материнское — не довелось сынка родить, вот и компенсирует. А однажды мелькнула и такая мысль: цепная реакция, мать культ вокруг сыночка развела, и Татьяна в этот культ втянулась.