Римма Коваленко - Конвейер

Татьяна Сергеевна тоже смутилась: «некий сабантуйчик», «градации». Мальчишечка. С папиных-маминых хлебов только сходит. В Лилечку Караваеву влюбился. А та уезжает. Месяца два-три никого на конвейере видеть не будет, потом осмотрится, закурлыкает направо-налево. Девчат на конвейере хорошеньких да востреньких немало, в покое такого не оставят.

Соня Климова подошла к ней с виноватым лицом:

— Танечка, я не приду.

Ну что ж, на Соню она и не рассчитывала. Соня особая статья. Сын в садике — Прошка, Прохор. Лет пять уже ему. Если понадобится, с точностью до дня скажет Татьяна Сергеевна, сколько лет Сониному Прохору. Пришла девочка на конвейер пять лет назад, кудри пепельные, с голубизной. Симпатичная девочка. Вроде робкая, а может, просто не понимающая, что и для чего вокруг. Глазки, ресницы накрашенные, на пальчиках маникюр. На магазинной кофточке собственной рукой два цветка сбоку вышиты. Девочка хоть и по-мелкому, но создавала себя, хотела выглядеть получше. Полистала Татьяна Сергеевна в отделе кадров ее личное дело и ахнула: с такой историей она еще не сталкивалась. Не выдержала Соня экзаменов на аттестат зрелости; особым приказом областного отдела народного образования, подчеркивая, что случай исключительный, Соне разрешили «повторить курс обучения в десятом классе». Соня не захотела повторять. Тут же в личном деле лежала справка, выданная школой о том, что Климова Софья Федоровна закончила девять классов и прослушала курс десятого по полной программе.

«Ну и тупица ты редкостная, — подумала Татьяна Сергеевна. — Да у тебя что, умишко такой бестолковый, что единственную во всей области приказом отметили?» Стала думать, как подойти к девочке, что сказать, чтобы не теряла времени, среди года шла в десятый класс, в вечернюю школу. Ведь курс один раз уже прослушала, можно и в середине года в десятый класс идти. Договорилась с директором школы, та согласилась принять. Пришла на работу решительная: не помогут слова, действовать буду, к начальнику цеха потащу, собрание устрою, никуда не денется, доведет Соня свой курс обучения до аттестата. Но ничего такого не успела. Встретилась в проходной Наталья и как обухом по голове:

— Твоя-то Климова вчера вечером родила.

Что-то путала Наталья, быть такого не могло.

— Какая Климова?

— Новенькая твоя. Без декретного отпуска. Прямо после смены — в больницу.

— Не говори глупостей, Наталья. Может, выкидыш? Как она родить могла, когда ничего заметно не было?

— Это ты у нее потом спросишь. А пока мальчик родился, доношенный, три шестьсот.

Наталья тогда работала мастером на другом конвейере. Из больницы ей позвонили утром по ошибке. Климова отказалась сообщить свой домашний адрес, сказала только, что работает на конвейере на «Розочке».

— Теперь думай, куда ее с ребенком девать, — сказала Наталья. — Она у подруги жила, из дома уже полгода как ушла и возвращаться туда не думает.

Татьяна Сергеевна в тот же день побывала в роддоме. Добилась, чтобы впустили в палату. Соня лежала такая же робкая и безвинная, только темные круги под глазами говорили о недавних страданиях. Столики соседок были заставлены дорогими в ту пору цветами, коробками конфет, банками с болгарскими и домашними компотами, а на Сониной тумбочке — крохи соседских подношений: пара конфеток, апельсин и несколько бумажных рифленых салфеток. Татьяна Сергеевна сдвинула в сторону эти конфеты и апельсин, положила большущий шоколадный набор с бегущими оленями на крышке, сказала властным голосом вошедшей санитарке:

— Цветы из палаты убрать. С цветами пусть встречают. Нельзя в палате рожениц держать столько цветов.

Санитарка стала собирать банки с цветами, женщины покорно, без ропота расставались с ними, а Соня глядела во все глаза на своего мастера, и было в этом взгляде что-то большее, чем удивление.

— Молодец, — прошептала ей Татьяна Сергеевна, — я вот девочку родила и всю жизнь завидую, у кого сыновья. И главное, ни о чем не беспокойся. Чтоб ни одной тревожной мысли в голове не держала.

Соня заплакала. Палата затихла, враждебными глазами уставилась на Татьяну Сергеевну. Откуда им было знать, какие это были слезы? И в этой тишине Соня громко сказала:

— Я его сама выращу, Татьяна Сергеевна. Я совсем не такая, какой вы меня знаете. Я за себя постою.

Потом они вместе хлебнули лиха. Татьяна Сергеевна совершила крупную ошибку: привезла Соню с ребенком из родильного дома к себе. Не надо было этого делать. Надо было, чтобы и врачи родильного дома и цеховой профсоюзный комитет, пользуясь моментом, что молодой матери негде жить, поставили вопрос перед заводом о квартире. А Татьяна Сергеевна поспешила: выстроила с подарками, с цветами у крыльца родильного дома чуть ли не весь конвейер и в срок, чтобы не томилась, не переживала Соня, увезла ее к себе.