Вера Морозова - Дом на Монетной

Мария смотрела на нее с восхищением. Варвара в сегодняшнем празднике — Кострома-Весна.

Девушки с величальными словами и низким поклоном придвинулись к Варваре. Распустили ее косы, вплели ленты. На шею надели стеклянные бусы. Варвара-Кострома с достоинством кланялась подружкам.

Громче зазвучала песня. Парни окружили девушек, приговаривая:

Хоровод расступался. На носилки, увитые лентами, с пением усадили Варвару. Посыпался дождь полевых цветов. Парни, подхватив носилки, понесли их к пруду. Зазвучали дудки, сопилки. Ударили в лукошки, пахнувшие свежим ивняком. Носилки поставили на берегу в осоку. На Варвару-Кострому пригоршнями лили воду.

Все было очень красиво и красочно.

Помещик громко смеялся. Барышня кривилась. Очевидно, все происходящее казалось ей грубым, неинтересным. Снисходительно поглядывала она на отца, прикрывая зевающий рот ладошкой. Передернула худенькими плечиками. Наклонившись к отцу, что-то сказала. Помещик встряхнул головой, крикнул:

— Спасибо! Девкам по кульку конфет и ситцу на кофты! Парням бражку!

Сразу замолкла песня, будто кто-то оборвал струну. Парни стянули войлочные шляпы. Поясные поклоны отвешивали девушки. Лишь Варвара стояла с высоко поднятой головой. По пруду поплыли венки с намокшими лентами.

«Вот и окончено представление!» — грустно подумала Мария.

— Знаешь, паря, у нас скоро царя не будет!

— Брешешь!

— Вот те крест! Не будет! Его заменят выборные по шарам!

— Фью-ю!

— Да обожди свистеть-то! В других странах выбирают по шарам, и у нас так будет. Крестьянам житуха — и податей-то нет, а землица-то наша!

— Вот учудил! Как же без подати?

— Не плати, и баста! Выберем царя из крестьян. Кормить его, а паче сродственников, не будем! А то всякие там принцессы, графья, князья… Каракозов-то хотел убить царя. Да, на нашу беду, спас его ваш костромской картузник!

— Но-но… Бог спас царя! «Жизнь царева в руках божьих!»— так в церкви поют…

— В церкви поют! Бог есть, да не в церкви. Бог в душе каждого! Вот так-то!

Мария улыбнулась. Шагнула из темноты к костру. Мужики лежали на земле, разгребая тлеющие угольки, прислушиваясь к спору. Спорили двое: старик и молодой парень. Старик в рваном армяке размахивал шапкой. У молодого парня лицо наивное, добродушное.

Крестьяне, завидев девушку, приветливо закивали, освобождая место у костра.

— Ночь-то какая звездная! Не помешаю вашей беседе? — Мария подсела к огню.

Когда-то она учительствовала в этом селе. Кузницу приспособили под школу. В стене из просмоленных черных бревен сделали окно, затянув его сахарной бумагой. Стекла помещик не дал, а достать не удалось. Крестьяне в школу детей отпускали неохотно. Летом нужно было помогать по хозяйству, а зимой ребятишки сидели на печи — ходить не в чем. Одежонка плохая, на всех — одни валенцы. Собирала сход в селе, говорила о пользе образования. Мужики согласно кивали. Управляющий из немцев презрительно морщился. Сделать ничего не удалось. Школа развалилась. Но первые ее ученики, белоголовые, вихрастые, любознательные, остались в сердце навсегда. Потом она не раз приходила в Красавушки, сдружившись с мужиками. Приносила запрещенные книжки, читала листовки.

— Ну как, Петровна, все бродишь по белу свету? — добродушно посмеиваясь в пшеничные усы, спросил молодой парень. — Как, нашла правду?

— Правду-то она давненько нашла, да все не может ее нам передать. Каждому своя рубашка ближе к телу, а до обчества и дела нет! — махнул рукой пожилой мужик.

К костру подбрели лошади, похрустывая травой. Пугливо поднимали голову. Косились на огонь. Стригли ушами. Мелко вздрагивали лоснящимися спинами. Глаза отливали кровавым отблеском.

— Что ж замолчал? — оборотился парень к старику.

— Пусть лучше Петровна расскажет про житье-бытье, чай, не зря пришла.

— Что ж, расскажу! Жизнь невеселая… Сами знаете, нищета, горе, голод. А чуть что — розги! Урядники, жандармы — все тут. За лишнее слово — в Сибирь…

— Правда твоя, Петровна. Много в нас холопства. Попробуй подними-ка народ… Нет, не поднимешь… Боится он…

— В городах обыски. Из университетов высылают сотни и сотни лучших. Что же делать?! Бомбы оборвали у Михайловского дворца жизнь Александра Второго… — Мария Петровна медленно помешивала палкой тлеющие головешки. — На престол вступил новый царь — Александр Третий. И опять тюрьмы переполнены. Владимирка гремит кандалами. А жизнь могла пойти по-другому. Вот «Письмо Исполнительного Комитета», вот что требуют революционеры от царя…