Вера Морозова - Дом на Монетной

Мария заспешила, рискуя свалиться на размытую дождем дорогу. В хате слабо мерцал огонек. На пороге стоял бородатый мужик. Холщовую рубаху парусом надувал ветер. В расстегнутом вороте рубахи виднелся на шнурке оловянный крест. Он смахивал с лица капли дождя, а может быть, и слез.

— Иди в хату, Савелий! — Мария подала ему саквояж. — Простудишься! Погода-то…

Мария вытерла ноги о большой камень — жернов, выдолбленный и выщербленный. Толкнула дверь и сразу очутилась в горнице. Дохнуло кислой овчиной. У русской печи, занимавшей большую часть хаты, завитым клубком лежал ягненок. На земляном полу бадейка, облепленная серыми хохлатками. На высоком ушке петух с красным глазом. На лавке под цветастым лоскутным одеялом метался больной мальчик. В углу перед иконой на коленях стояла женщина, которую Мария не сразу заметила.

Мария поздоровалась. Женщина неохотно поднялась с колен. Лицо ее распухло от слез. Она молча подошла к сыну и откинула одеяло.

— Который день болеет? — спросила Мария.

— Третий… Приносили землицу с могилки тятеньки, клали на грудку, да жар не отходит! — Женщина провела рукой по пылающему лбу ребенка.

— Землицу?! Зачем?

— Говорят, помогает при лихорадке.

Мария покачала головой: такое «лечение» было в селе самым распространенным, сколько ни объясняла его бесполезности. Вымыла руки над глиняной миской и подошла к мальчику.

Васятке шел пятый год. Мария его знала. Как часто затихал он у двери, провожая брата в школу. Так и запомнился ей — вихрастый, голубоглазый, у дверного косяка стоял и слушал сказку. А теперь приятеля было не узнать. Багрово-фиолетовым огнем полыхали его щеки. Мальчик метался, худенький живот то высоко вздымался, то втягивался к позвоночнику. Васятка задыхался.

Мария попробовала усадить мальчика, но тот бессильно повалился на ситцевую подушку. Подошел отец. Приподнял за худенькие плечи, прижал к себе. Мария приложила ухо к груди. Дышал тяжело, словно кто-то крепкой рукой держал за горло. Мальчик открыл глаза, тупо поглядел на них. Веки синие, ноготки на пальцах почти черные. «Пневмония или дифтерит?»

Медицинского образования Мария не имела, но, когда готовилась в село учительствовать, старательно проштудировала фельдшерский справочник, были у нее и необходимые лекарства. Помогала как могла, но все случаи попадались простые. Здесь же… Опять начала прослушивать легкие. Вот они, хрипы, мокрые, явственные. Впрочем, при чем здесь хрипы! Все худенькое тельце ребенка содрогалось от отчаянного кашля: кхы-кхы-кхы… Дифтерит?! Чайной ложкой с трудом открыла рот. Мать высоко держала зажженную лучину. Так и есть — серые налеты! Дифтерит! Дифтерит! Скольких детей унесла эта болезнь! Врача нет, до города восемьдесят верст. Попробуй-ка довези по бездорожью! Что же делать?

— Горячую воду! Полотенце! — решилась она. Женщина подала полотенце, звякнула крышка сундучка.

Полотенце свадебное, расшитое петухами, с мережкой. Мария заварила горчицу, чувствуя пощипывание в носу и утирая слезившиеся глаза. Укутала больного. Заметила время, положив часы на бархотке на стол. Мать опустилась на колени, горячо молилась:

— Господи, спаси Васятку… Господи, матерь пресвятая богородица, помилуй дите неразумное!

Мария слушала с тоской — горе было таким сильным, что женщина забыла молитву. Отец скрестил руки на груди, с надеждой смотрел на девушку, «Может быть, помогут горчичники. Тогда попарить ножки, напоить липовым чаем, дать аспирин… — Горько усмехнулась: — Как же он проглотит?! Ах, эти страшные налеты в горле… Дифтерит… К чему себя обманывать?! Дифтерит, который не только лечить, но и распознавать не научились толком… А она одна… Одна…»

— Савелий! Выдерни самое большое перо у петуха! — неожиданно проговорила она, удивляясь своему спокойствию.

— Перо?!

— Да!

— Кхы-кхы-кхы. — Это задыхался мальчик или ловят петуха? Нет, он опять заметался. Горчичное обертывание облегчения не принесло. Значит?.. Мария разрезала перо. Старательно сделала несколько трубочек, положила их в стакан с водкой, которую всегда носила для дезинфекции. Из саквояжа вынула блестящий ланцет.

— Савелий! Зажигай свечи! — так же отрешенно сказала она.

Толстые стеариновые свечи она также носила в саквояже. Что увидишь при лучине? Свечи валились у Савелия из рук. Спокойно велела поставить их в кружку, поднесла лучину. Горница осветилась широкой полосой света. Встала с колен мать, подошла. Громко запричитала, взглянув на Васятку. Да, надежды нет. Сколько он еще может протянуть — час, два…. А если она не справится, если мальчик умрет под ножом… Как посмотрит в глаза этой бедной женщине?! Как дальше будет жить?! Но мальчик умрет, если она не поможет. Он обречен, и все же…