Вера Морозова - Дом на Монетной

Правительство, конечно, может еще переловить и перевешать многое множество отдельных личностей. Оно может разрушить множество отдельных революционных групп. Допустим, что оно разрушит даже самые серьезные из существующих революционных организаций. Но ведь все это нисколько не изменит положения вещей. Революционеров создают обстоятельства, всеобщее неудовольствие народа, стремление России к новым общественным формам. Весь народ истребить нельзя, нельзя и уничтожить его недовольство посредством репрессалий; неудовольствие, напротив, растет от этого…

…Каковы бы ни были намерения государя, но действия правительства не имеют ничего общего с народной пользой и стремлениями. Императорское правительство подчинило народ крепостному праву, отдало массы во власть дворянству; в настоящее время оно открыто создает самый вредный класс спекулянтов и барышников. Все реформы его приводят лишь к тому, что народ впадает все в большее рабство, все более эксплуатируется. Оно довело Россию до того, что в настоящее время народные массы находятся в состоянии полной нищеты и разорения, не свободны от самого обидного надзора даже у своего домашнего очага, не властны даже в своих мирских, общественных делах…

…Вот почему русское правительство не имеет никакого нравственного влияния, никакой опоры в народе; вот почему Россия порождает столько революционеров; вот почему даже такой факт, как цареубийство, вызывает в огромной части населения радость и сочувствие! Да, Ваше Величество, не обманывайте себя отзывами льстецов и прислужников. Цареубийство в России очень популярно.

Из такого положения может быть два выхода: или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или — добровольное обращение Верховной власти к народу. В интересах родной страны, во избежание напрасной гибели сил, во избежание тех самых страшных бедствий, которые всегда сопровождают революцию, Исполнительный Комитет обращается к Вашему Величеству с советом избрать второй путь…

…Мы обращаемся к Вам, отбросивши всякие предубеждения, подавивши то недоверие, которое создала вековая деятельность правительства. Мы забываем, что Вы представитель той власти, которая только обманывала народ, сделала ему столько зла. Обращаемся к Вам, как к гражданину и честному человеку. Надеемся, что чувство личного озлобления не заглушит в Вас сознания своих обязанностей и желания знать истину. Озлобление может быть и у нас. Вы потеряли отца. Мы теряли не только отцов, но еще братьев, жен, детей, лучших друзей. Но мы готовы заглушить личное чувство, если того требует благо России. Ждем того же и от Вас…

…Итак, Ваше Величество — решайте. Перед Вами два пути. От Вас зависит выбор. Мы же затем можем только просить судьбу, чтобы Ваш разум и совесть подсказали Вам решение, единственно сообразное с благом России, с Вашим собственным достоинством и обязанностями перед родною страной.

10 марта 1881 г. Исполнительный Комитет.

Типография «Народной воли», 12 марта 1881 года.

Мария старательно свернула дорогие листы. Император не прислушался, насилия и репрессии продолжались. Что ж?! Не прекратилась и борьба. Она понесет это письмо по губернии, пусть народ читает. Молодая береза устояла против урагана. Согнулась, уперлась вершиной о землю, словно натянутый лук, но выдюжила… Выдюжит и она.

Шел дождь. Ветер трепал прогнившую солому на крышах деревенских хат. На почерневших от дождя бревнах проступал лишайник. Косматилась пакля с тяжелыми капельками дождя.

Деревенька Горелое, в которой третий год учительствовала Мария, утопала в осенней грязи. По обочине дороги, размытой дождем, сиротливо торчали чахлые кусты бузины с пожухлыми листьями. Трепетала осина, устилая дорогу серыми кружочками.

Завязав платок и подняв воротник жакета, Мария спешила. Ноги разъезжались в липкой грязи. Она с трудом вытаскивала их. Фельдшерский саквояж с инструментами оттягивал руку. Надо пройти еще старую мельницу. Ветер закидывал покривившиеся крылья, и вода гудела у запруды, выложенной плетеным ивняком. Переждав порыв ветра, Мария сквозь пелену дождя различала огонек в еще далекой хате. Впереди бежал Федя в длинном армяке, подпоясанном веревкой. Старенькая шапка надвинута на самые глаза. Паренек останавливался, поджидал, когда она переберется через лужу.

— Тепереча скоро! А вон и батя у хаты!