Борис Ряховский - Отрочество архитектора Найденова

— Шо не напишешь ему?

— А чего писать? Товарищ Рокоссовский, день добже, какая погода в Варшаве?.. Он меня не отпускал, говорил: «Пилипенко, я карьеру тебе сделаю. Если бы не твой батя, я бы остался гнить в сивашской грязи на радость Петру Николаевичу Врангелю». А я ему: мать больна, Константин Константинович, я единственный сын. «Вызови сюда». Астма у нее, говорю, вне степной зоны задыхается…

— Я твоего маршала видел, издали… На Втором Белорусском было дело, — сказал толстяк, расположившись к разговору и доставая папиросы.

Полковник взглянул на часы и как забыл о собеседнике: повернулся к нему спиной, крикнул в глубину комнаты:

— Моя машина пришла! Я заскочу в отделение дороги, оттуда в обком!

Седой не сразу пошел к выходу следом за полковником, а когда вышел, увидел с крыльца серый «Москвич». На втором сиденье рядом с полковником сидел Жус!

В коридоре отделения дороги — запыхавшийся, заправляя на ходу рубаху, — Седой наскочил на тетку, вместо извинения спросил: «Где Мартынов работает?» — и та указала дверь. Дверь была обита дерматином, он дернул — и тут же закрыл ее. В краткий миг он как бы сфотографировал большую комнату с белыми шелковыми шторами, Мартына за столом, полковника и Жуса в кожаных креслах с пуговичками. Седой выскочил из здания, обогнул его. Окна Мартына были заперты — в такую-то жарищу!

Седому, укрывшемуся за акацией, были видны хозяин кабинета и гости. Мартын сидел боком к окну, Жус спиной, полковник лицом, что было почти неопасно для Седого: полковник не сводил глаз с Мартына. Говорил полковник — быстро-быстро двигались губы, как у кролика, грызущего морковь, надувались и опадали мясистые отвислые щеки. Время от времени он делал уважительные жесты в сторону Жуса. Шли переговоры о возвращении белой, понимал Седой. Речь полковника в тех местах, где он нажимал на ударные гласные, невнятным рокотом достигала Седого; однажды он услышал, скорее угадал, свое имя.

Мартын глядел сонно, безо всякого внимания к собеседникам. Вялым движением кисти остановил полковника и произнес «нет». Слово было угадано Седым по тому, как вскинулись углы губ. Полковник было начал торопливо перебирать губами, Мартын вновь сказал «нет» так резко, что Седой расслышал. Здесь Мартын снял трубку телефона, уставился взглядом в плоскость стола. Полковник кивнул Жусу на дверь и сделал вращательное движение кистью. Тот поднялся, подобострастно покивал Мартыну, привлекая его внимание, пошел к двери и оттуда покивал с той же подобострастной улыбкой. Седой был ошеломлен. Мартын этот неприметный человек, вечно какой-то пришибленный, едва замечаемый в обществе голубятников, обращается с Жусом, как тот с секретарем какою-нибудь Чудика.

Дальнейшее привело Седого в состояние, сходное с оцепенением. Действия полковника — а действовал он нахраписто: перегнулся через стол и шумно говорил в лицо Мартыну, тряс щеками и двойным подбородком — окончились тем, что Мартын дал ему пощечину и указал на дверь. Полковник с обиженным выражением лица пошел к двери — он будто вмиг похудел. Здесь по окрику Мартына он стал, сохраняя на лице выражение обиды, но поза его выражала готовность вернуться и сделать вид, что плюху он не получал. Мартын взял со спинки стула его китель, бросил, и полковник поймал китель, изогнувшись.

Седой кинулся за угол, смотрел, как полковник и Жус садятся в машину, как она побежала по разбитой брусчатке площади. Он не испытывал ненависти к Жусу, не испытывал трепета перед полковником — все было смыто увиденным.

Он приехал к дому у базара, начал рассказывать о происшедшем в кабинете Мартына. Сережа перебил его, подошел к дверям. Ударом ноги открыл ее и выглянул в коридор, а затем увел Седого к окну и заговорил, местами переходя на шепот.

Слухи о поездках Мартына за голубями в Самарканд, Хиву, Москву, его неслыханной цены птица, мгновенное отступление Жуса при упоминании Цыганом имени Мартына; разговоры в городе о тайной, укрытой голубятне Мартына, о капканах и ловушках на подступах к ней, попытка Жуса повлиять на Мартына с помощью полковника — все Сережа соединил, и за этим целым встал образ могущественного человека. Могущественного в своей скрытой от глаз власти, и знали о ней лишь избранные — начальник группы захвата угрозыска, полковник — бывший офицер по особым поручениям при маршале Рокоссовском. Мартын действовал руками других, он знал все, что делается во дворах, знал о разговорах на скамейке в саду. Несомненно, он поручил Цыгану добыть ему белую.