Борис Ряховский: Как Саушкин ходил за спичками

Жил-был Саушкин. Стоило прохожему обронить апельсиновую корку, тотчас являлся на это место Саушкин и поскальзывался. Его везли вправлять ногу, и никто тому не удивлялся: Саушкин был знаменитый неудачник.

Саушкин перестал ходить в школу. Друзей не было: известное дело, с кем поведёшься, от того и наберёшься. С родителями он разговаривал шёпотом. Саушкин считал: чем тише он говорит, чем меньше двигается, тем скорее злая судьба забудет о нём.

Но однажды мама послала его в магазин за спичками…

— Сходи за спичками, пожалуйста, — сказала мама. — Поторопись, ты же видишь, надо ставить кастрюлю на огонь, а спички вышли.

Саушкин замотал головой. Ничего хорошего, знал он, за порогом его не ждало.

— Ну чего проще — сходить за спичками! Магазин через улицу! — сказала мама и подала сыну копейку.

Он убрал копейку в кошелёк и попросил:

— Дай мне ещё двухкопеечную монету, пожалуйста.

— Зачем?

— Позвоню тебе с дороги.

Мама вручила ему карандаш:

— Пиши письма!

С карандашом и копейкой в кошельке Саушкин побрёл через улицу.

Посреди улицы стоял автофургон с надписью «Плодовощтранс». Шофёр возился под машиной.

— Эй, парень! — окликнул он Саушкина. — Слазь-ка в фургон, принеси порожний ящик. Сидеть мне будет удобнее.

— У меня не получится, — прошептал Саушкин.

— Делай, я отвечаю! — сказал шофёр. Он был нездешний, Саушкина не знал.

Саушкин полез в фургон, потянул на себя нижний ящик. Само собой, гора ящиков рухнула и завалила Саушкина. Саушкин лежал и думал:

«Пошевелишься — ещё хуже будет, я себя знаю…» Шофёр подождал-подождал Саушкина и подумал, что парнишка ушёл своей дорогой. Кончил ремонт, закрыл двери фургона и поехал дальше.

Неслась машина по шоссе, мимо садов и деревень, пугала гудками стада. В темени фургона под кучей ящиков смирно лежал Саушкин.

Добежала машина до берега моря.

Шофёр стал грузить фрукты и обнаружил под ящиками Саушкина.

— Я вас предупреждал, — прошептал Саушкин. — Видите, так оно и вышло.

Развёл шофёр руками:

— Горе ты луковое, отвезу тебя домой и детям накажу держаться от тебя подальше. А сейчас пойди искупайся в море, покуда я нагружаю машину.

— Я плавать не умею, — говорит Саушкин.

— Чего проще! Я тебе баллон накачаю, лежи себе на воде.

Шофёр посадил Саушкина на баллон, оттолкнул от берега и занялся своим делом.

Поднялся ветер, побежали волны, потащили Саушкина прочь от берега. Скрылись берега. Сидел Саушкин на баллоне пень пнём, нет, чтобы к берегу грести, шептал:

— Мама, ты ждёшь от меня письма, а в море почты не бывает.

Вдруг…

Давайте условимся, что с этого самого «вдруг» станут начинаться новые главы.

Вдруг из морской дали…

Вдруг из морской дали выплыла бутылка и стукнулась о баллон.

Саушкин вытащил её из воды и рассмотрел. На этикетке стояло «Лимонад», по надписи чернильная печать: «Аэрофлот».

В бутылке было письмо:

«Спешите на остров Толстяков-Добряков!

Спасайте меня! Я остался один!..

Я больше не буду!..

Ваш дядя Капа».

Саушкин достал из кармана карандаш, написал на обратной стороне листка:

«Мама, спичек я ещё не купил. Меня уносит в открытое море».

Запечатал бутылку и пустил её плыть.

Следом за первой приплыла вторая бутылка с запиской. В ней дядя Капа вновь клялся, что он больше не будет!..

Саушкин и тут приписал от себя:

«Мама, меня уносит в открытое море, спички ещё не купил».

Бутылки наплывали одна за другой, письма от дяди Капы становились короче:

«Спасите, не буду!»

«Не буду!»

А там и вовсе: «Не бу!..»

Количество бутылок росло, Саушкин плыл по реке из бутылок с письмами от дяди Капы.

Он хватал бутылку, распечатывал и под дяди Капиным «не бу…» писал «мам, меня уносит», запечатывал, хватал следующую, писал: «Уносит!»

За этой работой Саушкин не поднимал головы. Потому не сразу понял, что случилось, когда вдруг…