Людмила Татьяничева - Каменный Пояс, 1982

В столовую Роман Яковлевич выбрался только под вечер, когда все автомобили Усинского отряда утвердились на стоянке. Солнце опускалось на антенны радиостанции. С покатой крыши спортивного зала геологов пополз с нарастающим шорохом и сорвался пласт сырого снега. Роман Яковлевич начал было напевать, но прикрыл рот ладонью и оглянулся по сторонам. На крыльце столовой курили миасские водители, вспоминая, как шли с 51-й буровой, с Приполярного Возея, к Усинску и дальше по главному зимнику, по ненадежной переправе через Усу.

Из столовой Аблов возвращался скорым шагом, испытывая беспокойство, словно без него не состоялся важный телефонный разговор или кому-то требовалась медицинская помощь. ЗИЛы Усинского отряда потеснили хоккейную коробку геологов. Мощный бульдозер и трактор К-700 продолжали чистить дорогу на бурсклад. Водители хлопотали возле машин. Между штабным балком и диспетчерской стоял «уазик» Бердникова.

В кабинете начальника собрался почти весь командный состав сводной колонны. Мелкие черты лица Бердникова как бы отвердели; крылья небольшого носа напряглись, жесткая челка пристала к его морщинистому лбу.

— Роман Яковлевич, хватит стоять. Все равно больше не вырастешь. И волосы пригладь; какие они у тебя буйные, — говорил Алексей Васильевич негромко.

Собрание притихло, огорченное или озадаченное, сразу не поймешь.

— Большое начальство с меня спросит, будьте покойны, — повествовал Бердников. — Почему, спросит, не отстоял ЗИЛы? На них годовой план есть, а сколько надежд в каждом хозяйстве на каждую машину, на много лет вперед. И отвечу, знаете, вот как вам сейчас: государству важно, чтобы сроки разведки нефти не растягивались, а сокращались. Государство рисковало техникой, машины на зимник определяло, чтобы геологи нефть искали. Сорок первая буровая на Кожве должна быть в работе уже в мае. А разве им забуриться, если не доставлены цемент, барит, химпродукт, глина, уголь? Тысячу тонн вертолетить невозможно.

— Зимой мы, случалось, стояли, — заметил Хотенов. — На бурскладе срывалась погрузка, на топливном складе и, случалось, на буровых… Сумеют геологи завтра обработать десятки машин?

— Садись, Борис Иванович… И заправка будет, и грузчики не подведут. Это в горкоме детально прокручено и утверждено. И ехать нам, мужики, надо! Государству нефть нужна и сегодня, и завтра. Всему миру нефть нужна.

Только теперь Аблов стал понимать, что речь идет о завтрашнем рейсе по разбитому зимнику. И рейс этот может вывести из строя несколько, даже трудно сразу сказать сколько, десятков автомобилей. Но все равно состоится, потому что он не прихоть штаба глубинного завода и Второй нефтеразведывательной экспедиции, а необходимость государственной важности. Только в государственном масштабе сколько-то претерпевших поломку ЗИЛов, столько-то командировочных и других расходов — цифры неизбежных, запланированных затрат. А вот он, Аблов, смотрит на события не с птичьего полета. Его масштаб такой, что он знает хозяина каждого автомобиля. Вот этот его знакомый водитель в декабре болел гриппом, лежал в холодном общежитии под байковым одеялом в портовой части Печоры. Другой — возил его по главному зимнику в Усинск и рассказывал, что приехал на Север не за деньгами, а за новой машиной; ЗИЛ будет его кормильцем четыре года, до самой пенсии. Демобилизованные воины Вася Брусов из Катав-Ивановска, Володя Ушмондин, Дима Игрин из Магнитогорска приняли в хозяйствах машины, которые сошли с конвейеров до их рождения. Теперь эти парни обкатали новые ЗИЛы, наездили по тридцать и более тысяч километров.

— Надо ехать, мужики! — услышал Роман Яковлевич. — Не забывайте, что по нашей работе судят в Коми о характере южноуральцев. Роман Яковлевич, назначаю тебя комиссаром сводной колонны. Будешь объяснять водителям, прямо скажем, интернациональный долг! И весь командный состав сразу после митинга должен быть с людьми… Иван Лукич, раздай все запчасти, всё, что кому надо. Распорядись, чтобы чурки и скобы прибрали. Они нам скоро пригодятся, — Бердников обретал деловую злость и уже смотрел зорко, пристукивая ладонью по столу, ответственность и сложность работы всегда вдохновляли его. — Борис Иванович, собирай людей на митинг!..

Аблов выходил последним. Он приотстал, глядя на схему буровицких участков, приколотую к синим плотным обоям. Спрямленные линии зимников тянулись от Печоры во все стороны света. И все эти маршруты каждый из водителей прошел многожды. Роман Яковлевич смотрел на схему и будто видел густой морозный туман, накрывший тундровые низины, слышал, как тонко позванивает наст под колесами. В рейсы водители уходили парами, четверками, бригадами не только потому, что одиночкам бывать на зимнике запрещали правила техники безопасности, — просто этого требовал здравый смысл. Что делать одному, если откажет двигатель или автомобиль оступится с наста? Артель даже в буран не пропадет, откопается, пробьется к буровой, к дежурному балку на трассе, где есть тепло и чай. Роман Яковлевич осторожно снял схему, сложил и опустил в карман пиджака — на память.