Потом Роман Яковлевич помогал диспетчерам увязывать пачки путевых листов и ведомостей, но не переставал слушать задиристый звон механической пилы и ощущал желание негромко запеть самому. И даже хмыкал и улыбался, но не пел, знал, что напрочь лишен слуха. Приходили водители: магнитогорцы, ашинцы, копейчане, кыштымцы, златоустовцы — сдавали путевые документы. Возле питьевого бачка старший механик сводной колонны И. Л. Гапиенко развел базар с Володей Ушмондиным.
— Иван Лукич, лампочка сгорела.
— Сгорела? Это хорошо, — отвечает Гапиенко, — это к письму. А какую тебе лампочку надо? Левую или правую?
— Левую, — смеется Володя. — На левую фару окривели мы.
— А нужна ли лампочка? На паровозе поедешь, у него фонари, знаешь, какие, — необидно отказывает Иван Лукич.
Старший механик в поношенном плаще странного сиреневого оттенка, в плоской сдвинутой набекрень кепке. Полушубок Иван Лукич снял вчера, а может быть, сегодня утром. Роман Яковлевич не забыл и, верно, долго не забудет, как в морозы Иван Лукич отогревал шланг подачи пара в диспетчерский балок. Это повторялось каждое утро, и каждое утро в питьевом бачке замерзала вода, замерзали чернила и паста. Казалось, что должна замерзнуть энергия в проводах, но большие лампы продолжали светить.
Начальник сводной колонны вызвал Аблова в штабной балок. Роман Яковлевич не спеша оставил диспетчерскую. Стайка воробьев опустилась на борт ЗИЛа, ходившего вчера в совхоз «Кедровый шор». Зимой Аблов замечал воробьев разве что под крышей теплых мастерских геологов. Над входом в штабной балок, на фанере, несколько поблекший текст: «Буровицкое спасибо южноуральцам за ударный труд на земле Коми». Хорошо бы снять этот плакат и укрепить на автомобиле, который первым встанет на платформу. Пусть на пути следования люди читают. Трудились южноуральцы на зимнике действительно как положено. Да и машины, считай, сохранили.
В штабном балке было прохладно. Алексей Васильевич Бердников сидел за письменным столом, собирал в папку деловые бумаги. Десяток канцелярских захватанных руками стульев да стояк-вешалка — вот и вся меблировка кабинета начальника сводной колонны.
— Слышал, Роман Яковлевич, пермяки отправляются? А завтра, вероятно, свердловчанам «зеленую улицу» дадут, — Алексей Васильевич был озабочен и несколько растерян, но хотел казаться уверенным, как всегда. — Вот, вызывают в горком на совещание, а ты остаешься за меня. Назначаю тебя начальником штаба на весь завершающий период, — Бердников тяжело поднялся: мешал живот. Оперся о столешницу короткими и сильными руками. Взгляд его стал пристальным и строгим: — Сиди у телефона и ни на шаг из балка. Будет звонить Ухта — список водителей, представленных к премиям, в среднем ящике. Список дежурных — в нижнем…
Бердников, хоть и невысок, и коренаст, и ступал косолапо, и полами полушубка прикрывал живот, но все равно казался подвижным и ладным. Аблову было интересно работать с ним, порой взбалмошным, обидчивым, но в сложных обстоятельствах — энергичным, смекалистым и даже хитрым. Алексей Васильевич поручал Аблову задания, далекие от медицинской практики. Делал его по своему усмотрению то заместителем по кадрам и быту, то — по воспитательной работе, отправляя в командировки, в рейсы на заполярные буровицкие участки.
Всполошной звонок вернул Аблова к телефону. Звонил Тихонов, ответственный за глубинный завоз грузов Второй нефтеразведывательной экспедиции.
— Почему нет машин на вертолетной площадке?
— Не можем со стоянки уйти, Владимир Митрофанович…
— На вас бульдозер работает!..
— Слаб бульдозер, пустяк. Вашего МАЗа так и не вытащил…
— Ладно!.. Посылаю ЧТЗ, челябинец уж постарается. Где Бердников? В горкоме? Ладно!.. — будто пригрозил и бросил трубку.
В балок поднялся начальник Центрального отряда Хотенов, в долгополом пальто, застегнутом на все пуговицы, худое лицо неулыбчиво. Борис Иванович отвечал за порядок и дисциплину на центральной стоянке и за жилье водителей в поселке.
— Усинский отряд на подходе… Куда людей селить будем? Вторая экспедиция все красные уголки и комнаты отдыха отдала. На площадке геологов ни одной свободной койки. — Опустился на краешек стула, достал записную книжку, с которой не расставался, как с шоферскими правами.
Роман Яковлевич слушал частые удары по железу: возле балка старшего механика выправляли крепежные скобы. В разноголосый беспечный шум на стоянке врезался басовитый рокот двигателя мощного бульдозера. Аблов достал чистую бумагу из среднего ящика стола и стал писать. В месяц он писал трижды: первого числа и двадцатого — супруге, двадцать пятого — дочке. Он был аккуратен и обязателен во всем — в работе, в общественной деятельности, в личной жизни. Даже в еде обязательно и строго соблюдал диету, чтобы излишне не располнеть.
Читать дальше