Аркадий Вайнер - Завещание Колумба

– А, Есаков! Здорово! Тебе Пелех привет передает! Соскучился он без тебя, не с кем, говорит, пошутить крепко. Никому, спрашивает, телеграмму послать не надо?

Есаков затравленно оглянулся – у калитки стоял милиционер, водитель с машины Воробьева. Неуверенно заговорил, а глаза у него все время ерзали мимо нас, чтобы не встретиться взглядом:

– Да бросьте вы… Какой там Пелех… Не знаю, чего там кто нашутил…

– Что значит какой Пелех? – удивился Воробьев. – Дружка своего забыл? Вы же с ним несколько лет за одну команду второй лиги в футбол играли! Пока вас обоих с треском не выперли… Не помнишь?

Есаков растерянно помотал головой.

– Ай-яй-яй! – укоризненно сказал Воробьев. – А Пелех помнит: вы деньги взяли, чтобы ваша команда проиграла. Матч «сплавили». Ты мяч как бы по ошибке в свои ворота дал закатить. Не помнишь?

– И помнить мне нечего, – все так же волгло отбивался Есаков. – Кто это доказал?..

– Да уж не знаю, как в спорте доказывают, у них там законы другие, чем у нас, в милиции и прокуратуре. Только выгнали тебя с Пелехом твои же товарищи. А федерация футбольная дисквалифицировала. Как я понимаю, ты после этого у нас здесь в городе и объявился. Не рассмотрел я тебя раньше, а жалко…

– А чего меня было рассматривать? Живу нормально, ничего не нарушаю…

– Не нарушаешь? – прищурился Воробьев. – Я тебе, Есаков, вот, что скажу: как доказывали, что ты гол своим товарищам забил, это я не знаю, а то, что мы докажем тебе покушение на убийство, – это как пить дать!

– Что-о-о? – завизжал Есаков. – Какое убийство? Что бы там Пелех ни болтал, может, он с ума сошел, так в крайнем случае глупость мы сморозили… Ну, нахулиганили – пускай…

– Нет, Есаков, – грустно сказал Воробьев. – Не с ума вы сошли. Вы с совести соскочили. И смотрю я на тебя сейчас, а у самого сердце рвется…

– Никак жалеете? – трусливо ухмыльнулся Есаков.

– Жалею, – кивнул Воробьев. – Потому, что тебя сейчас не арестовывать, не привлекать надо… Боюсь, что совести людской тебе не вернуть… Жалею я, что нет у меня возможности, не дано мне право выпороть тебя плетью, пока бы ты не обделался! Потому, что никаких ты слов не разумеешь, ничем тебя, кроме страха, не проймешь… Сорный ты человечишка…

– Оскорбляйте, бейте! – со слезой тонко крикнул Есаков. – Пользуйтесь, что вас тут толпа, а у меня ни одного свидетеля! Только и на вас управа найдется! Здесь, в вашем паршивом городке, власть не кончается!

– Вот видишь, и свидетели тебе уже понадобились, – вздохнул Воробьев. – Вы когда с Салтычихой да с Пелехом сговаривались убить Коростылева, вам тогда свидетели не нужны были? Да не трясись ты так, кому ты нужен, руки об тебя марать…

– Павел Лукьяныч! – заблажил Есаков. – Да почему – убить сговаривались? Да никто и в мыслях такого не держал! Кто мог знать, что он от такой глупости с катушек может слететь?

– Ну да, это я тебе верю – что вы этого и в мыслях не держали, вам на него начихать было, главное – из города на пару дней Коростылева выкурить. Вот это и образует не прямой, а эвентуальный умысел на убийство…

– Что-что-что? Какой еще умысел?

– Эвентуальный, – терпеливо повторил Воробьев. – Поскольку ты человек вполне дикий – на жизнь зарабатываешь ногами или еще там чем, – поясню тебе конкретным примером. Жили у нас тут несколько лет тому назад супруги Рычаговы, хорошая парочка – баран да ярочка. Полдома на Заречье имели. Да только он их не устраивал, вот они его крепко застраховали и спалили. Июль, страда, никого поблизости не оказалось, дом и сгорел дотла в два счета, а на другой половине была парализованная старуха Домна Смагина. Рычаговы, как и вы, и в уме не держали старуху убивать, они только страховку получить хотели, а бабушка безногая им до фонаря была – выберется из пожара, так, пожалуйста, на здоровье. Вот и судили их за убийство с эвентуальным умыслом. Понятно?

Я рассматривал Есакова все это время с искренним интересом – это было какое-то физиологическое чудо. Ладно скроенный, крепко связанный корпус не имел внутри никакого костяка, в нем не существовало скелетной основы – внутри синего «Адидаса» переливалась, булькала, вяло плескалась слизистая текучая протоплазма.

– Чего там… – почти шепотом бормотнул Есаков. – Везите, я все скажу… Я ведь ничего и не делал… Я только Клавдии про Пелеха сказал… Она всем командовала… Везите, я скажу, как было…

– Нет, Есаков, – мотнул головой, будто боднулся Воробьев. – Я тебя не повезу. Я тебя пешком поведу через город. Сам. Пусть тебя все видят. Пусть весь город, все люди знают – убийцы хороших людей не с рогами, не с когтями, и пистолеты им не нужны. Поведу тебя, и пусть все знают – вот так выглядит человек без совести…