Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Не могу я будить вас в три или четыре часа ночи, Григорий Борисович! — недовольно возразил шифровальщик. — Прошлую ночь вас будили и позапрошлую ночь. Но тогда были «молнии» из Москвы… А это, — он повел головой в сторону Антона и Зубова, — может подождать до утра.

— Будите, как только они закончат работу, — строго проговорил советник. — Понятно?

— Конечно, понятно, Григорий Борисович, — обидчиво отозвался шифровальщик. — Разбужу, как только кончат писать.

Он проводил советника и закрыл за ним тяжелую дверь. Снабжая друзей бумагой — ручки и чернила были на столиках, — сказал:

— Пишите, да не торопитесь… Дайте человеку немного поспать…

Они быстро договорились, о чем писать Антону, о чем Тихону, и углубились в работу. Однако волнение, охватившее в столь поздний час уже затихший большой дом, проникло и в их отдаленный и обособленный уголок. Умолкшие было на ночь телефоны вдруг начали звонить. Озабоченный шифровальщик торопливо уходил куда-то, возвращался и снова уходил, запирая каждый раз тяжелую внешнюю дверь на ключ.

— Наверно, начальство вернулось, — заметил Тихон и, увидев недоумение Антона, с усмешкой добавил: — Появление начальства, как сказал один философ, подобно падению камня в воду: оно всегда вызывает волнение.

— А где начальство могло быть до сих пор?

— Трудно сказать. Могло быть в театре, а потом заехало в ресторан перекусить — оно ведь тоже хочет есть. Могло быть на званом ужине. Могло быть на тайной встрече…

— На тайной встрече? — удивленно переспросил Антон.

— Ты что, первый раз об этом слышишь?

— Я думал, что это — дело мелкой сошки… дрогнуть у мокрых ворот и ждать…

— У мелкой сошки, как сказал некий мудрец, мелкие тайны, у крупной — крупные…

Разговор прервал шифровальщик. Вернувшись особенно озабоченный, он, едва открыв дверь, показал большим пальцем через плечо и громким шепотом произнес:

— Вас зовут…

Поспешно надев пиджаки, висевшие на спинках стульев, и поправив галстуки, они двинулись за парнем. Миновав плохо освещенные узкие лестницы и тесные коридоры, они попали в ту часть здания, которую Тихон назвал «аристократически-представительской». Тут все было иным: они проходили по комнатам и залам, обставленным красивыми диванами и креслами, маленькими изящными столиками, устланным пышными коврами, увешанным чудесными гобеленами, гардинами и погашенными хрустальными люстрами. Это был островок другого, теперь уже давнего мира, где богатый дворянин, граф или князь, представлял императорскую Россию в кайзеровской Германии, и красивые, с перетянутыми талиями, женщины, сопровождаемые одетыми в расшитые золотом мундиры усатыми мужчинами, бесшумно скользили по этим коврам, бесконечно отражаясь в золоченых зеркалах. Ушли в небытие и царь и кайзер, исчезли, по крайней мере с русской земли, дворяне, однако, уйдя со сцены, они оставили свою бутафорию тем, кто победил их, и победители прилежно хранили ее. В Москве, где Антон впервые столкнулся с подобной роскошью, ему объяснили, что, дескать, важно содержание, а не форма и что «с волками жить — по волчьи выть».

Наконец они остановились перед высокой, красного дерева дверью с большими бронзовыми ручками. Шифровальщик постучал, из-за двери донеслось резкое «Да!», и они вошли в большую, богато обставленную комнату. Почти на самой середине стояли вокруг столика с мраморной крышкой, отделанной золотом, диван и кресла. На тесно сдвинутых креслах сидели Двинский, Щавелев, Дубравин и двое мужчин, которых Антон не знал, на диване — Антонина Михайловна и Курнацкий. В сторонке примостился на стуле Игорь Ватуев. Увидев Антона и Тихона Зубова, он улыбнулся им одними глазами и тут же перевел взгляд на раскрытую папку, лежавшую на его коленях.

Курнацкий, сердито прищурив глаза, внимательно посмотрел на остановившихся в дверях молодых людей. Этот сердитый прищур, как восторженно рассказывал Игорь, повергал в трепет не только подчиненных Курнацкого, но и иностранных дипломатов, которые сразу теряли свое заносчивое красноречие.

— Кто из вас говорил с англичанином, который сообщил о переговорах Чемберлена с Гитлером? — спросил Курнацкий с ясно недовольными нотками в голосе.

Антон сделал шаг вперед.

— Я.

— А вы знаете этого англичанина?

— Знаю, — ответил Антон, но тут же спохватился и уточнил: — Насколько можно знать человека, с которым знаком две недели.

— И вы верите ему?

— У меня нет оснований не верить ему, — тихо произнес Антон.