— Ну, конечно, спрашивайте.
— А с чего начинают у вас свою работу молодые? Ведь они тоже мало что знают и ничего не умеют.
— С того, что в особых школах при заводах их учат знать и уметь.
— Они много платят за это?
— Ничего. Платят им. Сначала, правда, не очень много, а когда выучатся — платят больше, сколько заработают.
— Том тоже учился года два, пока папа платил за него, — сказала Пегги тихо, — а когда сам потерял работу, то перестал платить, и хозяин прогнал Тома.
— Два года учился? — удивился Антон. — И ничему не научился?
— Да, ничему, — покорно подтвердила Пегги. — Том говорит, что первый год он только убирал мастерскую, а со второго года начал понемногу помогать мастеру.
К ним подошли Горемыкин и Вирджиния. Они постояли молча, прислушиваясь к разговору. Видимо, разговор показался им неинтересным, и Горемыкин отошел к мужчинам, а Вирджиния тронула Антона за рукав.
— Скажите, мистер Кар… Кар… Извините, русские имена такие трудные.
— Карзанов.
— Скажите, мистер Карзанов, вы состоите в коллективном браке?
— Что-о-о? В каком коллективном браке?
— Мне говорили или я где-то читала, что у вас молодые люди живут вместе, делят между собой все, что у них есть, включая, конечно, и жен.
Антон вгляделся в красивое лицо с недоумением: издевается? Ясные глаза смотрели на него выжидательно и ласково.
— Нет у нас таких браков! — воскликнул он. — Нет и не было! Это все ваши газеты выдумали!
Вирджиния, опустив ресницы, вздохнула:
— Значит, в этом отношении вы ничем не отличаетесь от нас.
— В этом отношении почти ничем.
— Почти? Что значит почти?
— Наши женщины более независимы. Они работают, имеют свой заработок, решают семейные дела наравне с мужьями.
— А зачем они работают? Чтобы быть независимыми? Или из-за заработка?
— Одно не исключает другое.
Ясные глаза опять затуманились. Вероятно, Вирджиния считала увлекательным работать во имя независимости, но не для заработка. Она опять вздохнула.
— Жаль, жаль… — И отошла.
— Жаль, что такие дуры водятся на свете, — резко проговорила Пегги, глядя в спину Вирджинии, и ее глаза вспыхнули на мгновение синим, обжигающе злым огнем.
— Что еще вы хотели спросить? — обратился к девушке Антон, желая вернуться к прерванному разговору.
Пегги молча пожала худенькими плечами.
Вскоре Даули и Вирджиния, пошептавшись, ушли. Хартер, Макхэй и Бест о чем-то вполголоса говорили, и Фокс вежливо осведомился, не мешают ли им гости: он готов пожелать хозяевам спокойной ночи.
— Вы не мешаете нам! — воскликнул Бест. — Мы обсуждаем демонстрацию, которая назначена на следующую неделю.
— Что за демонстрация? — полюбопытствовал Фокс. — Опять безработные?
— Да, опять безработные, — подтвердил Макхэй. — Хотя и не только они. Будут и работающие.
— И чего они хотят? Чего потребуют на этот раз?
— Безработные хотят одного — работы, — ответил Макхэй. — И они требуют тоже одного — работы!
— И помощи, — добавил Бест. — Миллионы людей голодают или живут впроголодь.
— Скоро они будут не только голодать, но и мерзнуть от холода, — подхватила хозяйка. — Мистер Чемберлен лишил безработных даже тех жалких грошей, которые они получали прошлую зиму на покупку угля для своих каминов.
— Мы заставим его отказаться от этого! — сердито пообещал Хартер. — Горняки намерены забастовать, если правительство не окажет безработным помощи.
— Министр внутренних дел Хор приказал не допускать демонстрантов в центр города, — напомнил Фокс и добавил: — А Мосли, как говорят, заказал двадцать автобусов для переброски его чернорубашечников к центру. Они готовятся к большой драке.
— Нам к дракам не привыкать, — откликнулся Макхэй. — Но в прошлый раз, когда демонстранты легли на мостовую Уайтхолла, полиции пришлось закрыть движение наземного транспорта через весь центр и носить на руках лежавших на мостовой.
— Правда, недалеко, — уточнил Хартер. — До ближайшей полицейской машины или грузовика.
— А все равно на руках! — торжествующе воскликнул Макхэй. — Ругались, давали пинка, но все равно тащили на руках. И когда их несли, демонстранты кричали: «Работы и угля! Работы и угля!»
— Но почему демонстранты требуют наравне с работой уголь для каминов? — не удержался, наконец, Антон.
Макхэй улыбнулся, собрав на худом лице черную сеточку морщин: он понял недоумение новичка, незнакомого с лондонской зимой, холодной, промозглой и зябкой.
Читать дальше