Даниил Краминов - Сумерки в полдень

Обрадованный тем, что его берут встречать возвращающегося из Германии премьер-министра, Антон обеспокоенно ждал, когда его позовут. Однако прошел час, потом другой, а Антона все не звали. Он уже начал думать, что о нем просто забыли, когда Краюхин, едва открыв дверь их комнаты, выкрикнул:

— Скорее! Андрей Петрович уже в машине.

Бегом пересек Антон зал, выскочил в вестибюль и, схватив плащ и шляпу, выбежал на мокрую лестницу, у которой стояла большая машина с маленьким красным флажком над передним колесом. Потемневший от дождя флажок с золотым серпом и молотом свисал, прилипнув к тонкому металлическому флагштоку.

Андрей Петрович действительно уже сидел в машине. Открыв Антону дверцу, он нетерпеливым жестом показал место рядом и сказал шоферу:

— Поехали…

Антон виновато пробормотал, что его не предупредили, что он был готов и только ждал сигнала, но советник не отозвался. Антон отодвинулся в самый угол, стараясь занять в этой просторной машине как можно меньше места и в то же время видеть Андрея Петровича.

Машина выкатилась на почти всегда пустынную улицу и повернула влево к большим черным воротам, которые теперь уже были хорошо известны Антону. Полисмен, стороживший их, вылез из будки, откинул полосатый шлагбаум и, пропуская машину, приложил руку к каске: салютовал флагу. Советник притронулся пальцами к своей шляпе.

Они выехали на длинную, хотя и не столь широкую улицу, забитую машинами и автобусами. От главной улицы тянулись бесчисленные улочки и переулки, вдоль которых стояли небольшие и удручающе однообразные дома. Перед москвичом развертывался настоящий Лондон — гигантская деревня с непостижимой для Антона обособленностью каждого двора, каждого домика, отделенного от другого оградой или стеной.

Андрей Петрович молча смотрел прямо перед собой, на «дворники», описывающие светлые полукружия на ветровом стекле, покрытом оспой дождя, и Антон не решался заговорить с ним. Ему хотелось узнать у советника, что за «молнии» получил он, которые заставили его еще затемно собрать всех сотрудников полпредства. Но Антон не посмел нарушить молчание. Он лишь спросил, что ему предстоит делать на аэродроме.

— Будете сопровождать меня, чтобы быть под рукой, — ответил Андрей Петрович рассеянно. — На всякий случай…

— А какой случай может быть?

— Скорей всего никакого случая не будет, — по-прежнему скупо проговорил советник, не отрывая глаз от ветрового стекла. — У дипломатов принято появляться в официальном качестве не одному, а в сопровождении кого-либо из сотрудников полпредства.

— Для представительности?

— Не только для представительности, — сказал советник и взглянул наконец на соседа. Вероятно, недоуменное выражение на лице Антона заставило пожилого дипломата улыбнуться, и он добавил уже мягче: — В нашем деле, если предстоит встреча, ну, разумеется, если эта встреча не с глазу на глаз, всегда полезно иметь сопровождающего: одна память хороша, а две лучше…

— Понимаю, понимаю, — с готовностью подхватил Антон. — Разговоры ведь надо записывать и как можно точнее, без отсебятины, как говорит Григорий Борисович.

— А кто это?

— Да я же рассказывал вам: Двинский, советник нашего полпредства в Берлине.

— А-а-а, знаю, — сказал Андрей Петрович. — Между прочим, как он там? Ходили слухи, что его отзывают в Москву.

— Курнацкий хотел снять его с работы за потерю бдительности, да Щавелев вступился за него и отстоял, — торопливо отозвался Антон, довольный, что представилась возможность щегольнуть своей осведомленностью.

Советник с любопытством посмотрел на Антона, помолчал немного и, снова переведя глаза на ветровое стекло, вздохнул.

— Ну и хорошо.

— Очень даже хорошо, — убежденно подхватил Антон. — В Берлине все наши страшно рады, что Григорий Борисович остался с ними.

— Он вам, кажется, тоже понравился?

— Еще как!

— Чем же?

— Да всем, — ответил Антон горячо.

Советник повернулся к нему, внимательно посмотрел в его оживленное лицо, и Антон начал перечислять:

— Во-первых, большими знаниями Германии, во-вторых, связями. И особенно умением смотреть на события широко. Когда стало известно, что Чемберлен летит к Гитлеру, Григорий Борисович сказал, что англичане затевают какую-то новую игру с немцами, и выразил мнение, что эта игра, как любая игра, может кончиться самым неожиданным образом для игроков. Как видите, жизнь подтвердила справедливость его суждения.