Ни на что, конечно, не надеясь, она скользнула все-таки взглядом по этой замечательной бутылке, когда вышла заварить кофе, и чуть не выронила банку растворимчика: бутылка вопреки всем законам физики была опять едва ли не полна, в ней стало даже больше этой жуткой жидкости, чем было вчера вечером, когда Нина ее только обнаружила. Дела!
Весь день эта проклятая бутылка не шла у нее из головы (Дела сказал он как-то там и не моя вина), хоть беги сию минуту домой и удостоверяйся, что она там так и стоит за столом. Или галлюцинации начались? Сначала Софьюшка под окном стояла, теперь бутылка за столом с полиэтиленовой пробочкой. Но ведь эту бутылку она держала в руках, открывала, наливала из нее. Какая же это галлюцинация? Самая что ни на есть реальность. Ну да, реальность номер пять, мальчик смелый, лукавый, проворный… Да чепуха все это, не было никакого мальчика… Как же не было? Бутылка-то стоит.
И. некому рассказать, не с кем вместе поудивляться этому чуду, хотя каждая из этих наточенных стервоз, может, и Алика где-то видела или хотя бы фамилию его., слышала — как же, поэт, знаменитость областного масштаба. А вот ведь какие фокусы, оказывается, откалывает! Но не подойдешь, не скажешь, потому что как на дурочку будут смотреть: «Вы, Нина, нездоровы, наверное!» Все у них на «вы», все вежливо, все корректно. Повериться можно (отпусти-ка меня конвойный!). Хоть к Софьюшке беги.
Нужно было как-то прожить этот проклятый день, дождаться вечера, разогнать их всех — и мамочку, и тетю Надю Полякову (фигурально, конечно, хотя маму ничего не стоит к какой-нибудь книжке до утра привязать: «Ах, мамочка. Я сегодня случайно «Потерянный рай» открыла. Ты посмотри, какая прелесть. Это же гениальная вещь!» — и попалась райская птичка). И вот, в десять часов на кухне уже никого, и Нина может спокойно повторить свой опыт. Потому что чем доказывается открытие? Какой самый важный и единственный даже способ проверки, не знаете? Повторяемость результата. Это она еще из школьной физики помнит.
Сначала опять что-то тупо ударило в голову, а потом вот он — мальчик смелый, лукавый, проворный. На этот раз быстрее пришел. Может быть, тоже весь день дожидался. А каково тебе было сидеть одному в пустой кухне, да еще за столом. Тоже, наверное, натерпелся. Теперь главное, чтобы никто не помешал, не приперся за чайником или еще какой-нибудь мурой.
И ведь непохоже, что водка разбавлена, что кто-то (а может, сама Нина, только потом забыла — такая мысль днем тоже мелькала) воды добавил. Нет, мальчик прежний — лукавый, задорный. Но потом, под конец свидания, нужно будет отметить на этикетке, сколько осталось, чтобы завтра уже ни в чем не сомневаться. А, что сомневаться? Чутье какое-то подсказывало, что утром чудо повторится, что бутылка будет стоять на прежнем месте и опять почти полная, белой полиэтиленовой пробочкой заткнутая.
А потом, завтра или послезавтра, можно попробовать не прятать бутылку за стол. Интересно, сумеет ли она сама (бутылка то есть) за ночь перебраться на место? Пойдут ли чудеса так далеко? Или рухнет вся эта история под грузом улик, когда утром мама или соседка обнаружат почти пустую бутылку посреди стола? Риск огромный, но так хочется и это проверить.
Вечером, после работы, была тренировка, и стреляла Нина так отвратительно, что снисходительный архитектор только морщился и поглядывал на нее, распростертую на матрасе, без привычного внимания. Впрочем, не исключено, что это Нине только казалось, но все равно было очень стыдно.
«Что же ты, мальчик? — упрекала она известного типа по дороге домой.. — Этак мы с тобой до каких столпов докатимся? Сначала из секции выгонят, потом, естественно, с работы, а потом и мамочка Алла Константиновна пронюхает про тебя (и в буквальном смысле тоже) и придется с квартиры съезжать?»
«Дела! — перебила она себя тотчас. — О родном доме как о наемной квартире говорю — съезжать. И не моя вина. Просто существуют две реальности, и в одной у меня есть дом, квартира по определенному адресу, в в этой квартире есть обыкновенная кухня на две семьи, а в другой реальности есть эта загадочная или злополучная бутылка с белой пробкой и мальчик смелый, лукавый, проворный, и в каком месте эта бутылка стоит — не имеет никакого значения. И тогда что остается? Хватать эту бутылку и идти на автовокзал, в общество замечательных бичей. Интересно, как с ними мальчик сможет ужиться? А больше мне ничего и не остается».
Что и говорить — перспектива была не из прекрасных, и нужно было что-то решать. Причем решать не откладывая, потому что сегодня мальчик, завтра — тоже, а послезавтра — пьяный бич в соседнем кресле на автовокзале. И это такая же реальность, если она не совсем запуталась в своей классификации. Покончить — решительно и бесповоротно — со всем этим? Разбить хрупкую (из бутылочного стекла) реальность номер пять и бросить осколки в мусорное ведро? Себя-то она пересилит, а мальчик-то как? Ведь и он погибнет — смелый, проворный…
Читать дальше