на других красовались румяные доярки в белых халатах.
«Вот чудак»,— подумала Ксения о Дымшакове. Это, конечно, его затея превратить свою избу в своеобразный агитпункт.
Анисья уже успела переодеться в черную юбку и светлую, в блеклых цветочках кофту, причесала густые темные волосы, и Корней поразился перемене, какая произошла с ней. Вначале, когда он увидел ее в потемках, ему показалось, что сестра сильно сдала, постарела, а теперь перед ним хлопотала хотя и пожилая, но по-своему привлекательная, миловидная женщина с полным и еще красивым смуглым лицом, на котором горячо и влажно поблескивали светло-серые глаза, вспыхивали огоньками серьги, придавая ему выражение моложавое, озорновато-веселое.
Подмигнув себе в зеркале, она легко подхватила с полу самовар, поставила его на стол, обмахнула фартуком, и не успел Корней оглянуться, как появились чашки, чайник с отбитым носиком, желтая пластмассовая сахарница, полная рафинада.
— Ладно тебе суетиться,— сказал Корней.— Не бог весть какие гости! Для ребят побереги сахар-то...
— Вроде хозяйка тут я, а не ты! — Анисья вскинула пушистые ресницы, изогнула брови.— И ребятам достанется, не голодные сидят! Им хоть что дай — сожрут! Как в прорву, право слово!.. Но ничего, скоро у них вдоволь молочка будет, отопьются!...
— Откуда?
— А я тебе и не сказала? — Анисья всплеснула руками.— Батюшки, вот заполошная! Корова наша скоро отелится, жду, как светлого праздника!..
— Да когда же вы ее завели?
— А нынче в рассрочку дали!— раскрасневшись и словно еще помолодев, радостно поблескивая глазами, говорила сестра.— С кормами, правда, будет тяжело, не знаю, как зиму ее прокормим, да уж как-нибудь — от себя что оторву, на базаре продам, а за кормилицу нашу будем держаться!..
В сенях послышались шаги, дверь рывком отворилась, и через порог грузно шагнул широкоплечий, коренастый мужчина в потертой кожаной тужурке и такой же кожаной облезлой кепке с навесистым козырьком.
Знакомый, исподлобья, взгляд темно-синих диковатых глаз с большими белками заставил Корнея испытать привычное чувство некоторой робости и скованности перед зятем, но он не подал и вида, что смущен его появлением,
не привстал навстречу в родственном радушии, а лишь приветствовал Егора кивком головы.
Втянув крупными ноздрями воздух, как бы принюхиваясь к чему-то, Дымшаков бросил наотмашь кепку, выпустив на бугристый лоб рыжие, рано поседевшие кудри, и сказал с будничным спокойствием, точно они не виделись с Корнеем не несколько лет, а каких-нибудь два-три дня:
— Здорово живете! С приездом тебя, шурьяк...
— Спасибо,— настороженно, с неторопливой степенностью человека, знающего себе цену и способного не дать себя зря в обиду, поблагодарил Корней.
Присев на табуретку, Егор опустил мосластую загорелую руку на белую скатерть, пошевелил узловатыми пальцами и покосился на разом притихшую Анисью.
— Ты что ж плохо гостей привечаешь, жена? — угрюмо полюбопытствовал он.— Без вина вроде русские люди не встречаются, а?
Не ответив, Анисья смотрела на мужа в упор, не мигая, и Ксения первая поняла, что у тетки просто нет денег на водку, но она не решается сказать об этом Егору открыто, боясь сконфузить его перед братом и племянницей. Егор наконец понял, в чем дело, запустил руку в карман пиджака и начал там молча копаться.
— У меня есть разменянные деньги,— не выдержав гнетущей тишины, краснея, проговорила Ксения и раскрыла свою сумочку.— Вот возьмите, пожалуйста...
Егор метнул на нее полный снисходительной насмешки взгляд и вежливо, но настойчиво отвел ее руку.
Он не спеша доставал из кармана по трешнице, по рублю, высыпал на собранную кучу бумажек серебряную мелочь и придавил все это ковшом ладони.
— Во — как раз на поллитровку!
Следя за каждым движением его руки, Корней досадовал на дочь, зачем она неумело вмешалась не в свое дело; и, чтобы как-то загладить ее выходку, решил именно ее попросить сходить в чайную.
— Уважила бы нас, Ксюш...
Дочь пунцово вспыхнула, и он недоуменно посмотрел на нее.
— Ты чего?
— Я...— Она была смущена и растеряна.— Ты, наверное, забыл, где я работаю, отец?..
— Не надо, Ксенечка, не надо! — торопливо заговорила Анисья и, схватив платок, набросила его на голову.— Я сама живенько слетаю! Мигом!
Пока она собиралась, Ксения в нерешительности стояла посредине избы и машинально щелкала замком своей блестящей черной сумочки.
— А ты примечал, шурин, али нет — как только иная баба пойдет по партийной линии, так она становится вроде ни мужиком, ни бабой, а? — усмехаясь, проговорил Егор.— Не пьет, не курит, ребят не рожает, а сохнет на корню и на других печаль наводит...
Читать дальше