Иван Шамякин: Зенит

Тяжелые орудия сгружались с платформы на землю, на рельсы, покрытые досками. Соорудить настил, чтобы скатить многотонную пушку, как будто бы и просто — теоретически, а на практике требуется особое умение. В Кандалакше, при погрузке, восьмидесятипятка проломила настил и чуть не покалечила людей. Поэтому я не удивился, что разгрузкой орудий руководит «батя». Так окрестили самого, пожалуй, старого в дивизионе солдата, шутили — «николаевского». Сам он на вопрос: «Какого разряда запасник?» — ответил так: «Того разряда, что не призывался в сорок первом». Перенес оккупацию на Брянщине. Человек незаметный, молчаливый, не все даже знали его простую фамилию Грибов, состоял он при штабе «ординарцем для всех» — топил печи, подметал. Но часто его посылали туда, где требовался плотник или столяр, а мастер такой всюду нужен, поэтому знали Грибова во всех батареях, в прожекторной и пулеметной ротах. Командиры обращались к нему уважительно — Петр Петрович, младшие бойцы — «отец», без иронии, серьезно.

«Отец» руководил совсем по-граждански:

— Ребятки, ребятки! Реечки эти под детскую колясочку подложите, а не под пушечку. Шпалы! Шпалы тащите!

Кузаев стоял сбоку, наблюдал командирство «бати», весело улыбался, но не вмешивался, хотя на погрузках и разгрузках зубы съел, поскольку до войны служил начальником железнодорожной станции. Настроение у командира было приподнятое — очутился человек в своей стихии. Вдыхал знакомые запахи угля, шпал, масла, реек, нагретых на солнце. Рассказывал офицерам разные случаи, происходившие на железной дороге: хорошие — на его станции, плохие — у соседей. Слабость его эту офицеры знали, за глаза посмеивались, но слушали всякий раз с почтительным вниманием — командир есть командир!

Я проскочил мимо офицерской группы. Разгрузка орудий меня мало интересовала: там работали мужчины и руководил «батя». Да и сам командир дивизиона наблюдал. Потянуло меня на выгрузку снарядов. Запас их накопился большой, несколько вагонов, — на Кандалакшу последние месяцы фашисты налетали редко.

Снаряды выносили преимущественно девушки. Взбегали одна за другой по шатким деревянным сходням в вагон и выбегали оттуда с ящиком на плечах, склонившись до земли. У штабеля две девушки послабее осторожно снимали ящики со спин. Делалось все бегом: в вагон — бегом, из вагона — бегом. Конвейер! У пушек так не суетились. Там трудились не спеша.

Разгрузкой командовал старшина Рысовцев, начальник артсклада. Это он задал такой темп. Стоял сбоку и повторял как автомат:

— Быстрее, пташки мои, быстрее!

Издевательское «пташки» и подхлестывание возмутили меня. «Мы же с тобой когда-то носили эти ящики! Не мог ты забыть, что это такое, Федор! Четыре пуда каждый!»

Вспомнился давний случай. Зимой сорок второго вошел в Кольский залив большой караван судов союзников. Стояла полярная ночь. Света — считанные часы. Немцы начали бомбить ночью. Прилетали по два-три самолета, вешали ракеты на парашютах, в сиянии которых и заходили на порт, на корабли, стоящие под разгрузкой. Наше командование с опозданием разгадало их тактику. Немцы не столько рассчитывали на прицельное бомбометание, сколько старались обессилить нас, зенитчиков, заставить израсходовать боеприпасы малоэффективным заградительным огнем. Чтобы днем мы остались без снарядов. Знали, гады, какой ценой достаются нам снаряды — и как делают их на заводах под открытым небом, и как привозят с Урала в Мурманск по дороге, спешно построенной после падения Петрозаводска.

В одну из таких долгих ночей батарея, где я командовал орудием, израсходовала почти весь боевой запас — били до красного свечения стволов. Под утро, как это часто бывает в Мурманске, пошел зимний дождь. А через несколько часов снова подмерзло, ветер разогнал тучи, еще до наступления темноты установилась летная погода. Жди «гостей». Но сопка, на которой стояла батарея, так обледенела, что на нее не могла вползти не то что автомашина, но даже гусеничный трактор. Как доставить снаряды?! Только на плечах людей! Огневиков не оторвешь: не вести огонь — преступление, за которое командир подлежит суду.

На снаряды бросили взвод управления — связистов, разведчиков, штабистов. А именно там больше девушек, новобранок, первый отряд которых поступил всего какой-то месяц назад. У командира батареи Горкавого хватило ума отдать приказ: из ящиков, которые понесут девушки, вынимать по одному-два снаряда — сколько какая осилит. И все равно случилась беда: Надя Малинина (как на грех, еще фамилия такая — ласковая, запоминающаяся, на всю жизнь запомнилась) упала под тяжестью ящика с тремя снарядами, ударилась головой о камень и умерла.