Вилис Лацис: Собрание сочинений. Т.4. Буря

— Опять десятку выбила! — крикнул он. Но только позже, когда кончился бой, Петер подумал о случившемся. Он отыскал глазами прятавшуюся за спинами бойцов девушку и подошел пожать ей руку.

— Благодарю. Ты мне сегодня жизнь спасла, — отрывистым шепотом сказал он, хотя можно было говорить громко: все сорок кайцелей и парашютистов были уничтожены, а троих раненых взяли в плен.

Первые лучи солнца уже упали на тихие воды озера, и оно казалось огромной чашей, полной расплавленного золота. Подобрав трофеи, бойцы направились к базе. По дороге Петер несколько раз оглядывался на Аустру, которая шагала позади. Почувствовав его взгляд, она подняла глаза. Петер улыбнулся, а девушка покраснела и отвернулась.

Продолжались суровые военные будни. Из батальонов латышских рабочих, активистов и работников милиции были составлены два отдельных латышских стрелковых полка; они вошли в состав действующей армии и к середине июля заняли свое место на эстонском участке фронта. Латышские полки вскоре получили боевое крещение; об их высоких боевых качествах стало известно командованию фронта.

Рота Жубура влилась во 2-й стрелковый полк. 16 июля был получен приказ выступить на передовую. Согласно этому приказу, полк должен был за несколько часов передвинуться километров на семьдесят на автомашинах, а затем пройти тридцать километров по лесам и болотам, причем его путь в двух местах пересекала река Педья. Полк раньше времени достиг назначенного пункта и занял исходные позиции. За этот стремительный переход стрелки успели уничтожить в одном лесничестве штаб диверсантской банды.

Утром 17 июля полк вошел в соприкосновение с противником. Не подозревая, что в этой местности, вчера еще совершенно пустынной, могут находиться части Красной Армии, десантная колонна немцев въехала на танкетках в расположение полка и внезапно нарвалась на засаду. Много немцев полегло на дороге, остальные сломя голову бросились обратно, доказав тем самым, вопреки хвалебным заявлениям геббельсовской пропаганды, что искусство драпать не так уж им незнакомо. Первый успех окрылил стрелков. Они рвались на самые опасные участки, а так как командир полка Улпе — бывший проректор Латвийской сельскохозяйственной академии — и сам был из отчаянных, то некому было умерить их горячность.

— Фрица можно бить! — передавалось из уст в уста. — Фриц убегает, если против него выходят настоящие люди. Это тебе не Голландия!

Молодые бойцы напрашивались на самые рискованные задания. Переодевшись в форму кайцелей, несколько человек, хорошо знающих немецкий язык, остановили на дороге немецкую машину, и фельдфебель подробно рассказал им, как быстрее добраться до штаба ближайшей войсковой части. Через час от штаба ничего не осталось, и на соответствующем участке среди гитлеровцев началась паника.

Не имея ни артиллерии, ни минометов, латышские стрелки завязывали наступательные бои в районе Одисте, Латси, Лейя и Латкале и, достигнув северного берега озера Выртс, оседлали три важные дороги между Тарту, Вильянди и Колгу. Таким образом, вильяндская — тартуская группа немецкой армии была рассечена пополам, что весьма улучшило положение наших частей обороны.

Но бои с каждым днем становились все более напряженными. Враг подтянул резервы, перегруппировался и при поддержке моторизованных частей стал спасать свою пошатнувшуюся репутацию.

Снова форсированный марш — пятьдесят километров по болотам и лесам, и затем семичасовой бой с немецкими моторизованными частями близ мызы Пурмани. На следующую ночь 2-й латышский полк получил новое боевое задание: переправиться на автомашинах к городу Паламусе и прикрыть с тыла Тарту, а прорвавшиеся мотомехчасти противника отбросить к станции Иыгева. И снова, несмотря на трудный переход и тяжелые условия боя, полк оказывался именно там, где он больше всего был нужен и где противник меньше всего ожидал его. Не удивительно, что гитлеровцы ругались на чем свет стоит:

— Проклятые латыши!

— Не нравится, фриц? — кричали в ответ рижские парни. — Понюхай, чем это пахнет! Можно и еще поддать!

24 июля пал в бою командир полка Карл Улпе. Тяжело ранило комиссара полка Циелава. Новые люди встали на их места, и снова продолжалась овеянная дыханием смерти и геройства военная страда. Только на мызе Эриствере осталась незабвенная могила, где стрелки похоронили своего командира.

Фашисты из кожи вон лезут: близится к концу срок обещанной «молниеносной» победы; весь мир облетели широковещательные заявления о точных датах взятия Москвы и Ленинграда, а до Москвы еще далеко; сгоревшие и разбитые танки со свастикой валяются вдоль дорог Псковщины и Смоленщины. Подбитые гвоздями сапоги вязнут в гдовских болотах, а о золотом шпиле Адмиралтейства не могут толком рассказать даже разведчики-летчики, потому что защитники Ленинграда не подпускают их к своему городу. Плечом к плечу бьют фашистов русский и украинец, латыш и эстонец, грузин и узбек — сыны всех советских народов. Красная Армия! Она не дрогнула, несмотря на начальный перевес сил противника. Она верит в мудрость Коммунистической партии, в непобедимость своего государства! «За Родину! За Сталина!» — звучит стоязычный боевой призыв патриотов, раздаваясь во всех уголках необъятной Советской страны, подымая на борьбу миллионы и миллионы людей.