Виктор Вохминцев - Южный Урал, № 27

Политическая пропаганда и агитация в Красной Армии стали первой моей общественной работой, первой моей профессией, первым призванием. Жить одной жизнью с красноармейцами, от дня ко дню разъяснять им политику партии и мероприятия советской власти, растолковывать события текущей внутренней и международной политики — какое дело может быть лучше и благороднее для коммуниста!

В сентябре 1920 года, вскоре после окончания гражданской войны в Сибири, я вернулся в родной свой город Челябинск. Примерно за полгода до этого, будучи на службе в Красной Армии, я вступил в партию большевиков. Вернувшись вновь на родину, я поступил на службу в политотдел Губвоенкомата, где мне поручено было заведывание краткосрочными — не дольше месяца — политшколами, куда направлялись рядовые красноармейцы пограмотней и потолковей. Окончание такой школы никаких прав и привилегий не давало, и красноармейцы, прослушав курс, возвращались обратно по своим частям. Но тяга к политическому просвещению была так велика, что красноармейцы шли в эти школы с величайшей охотой. Мне же работа в них приносила не меньшее удовлетворение, чем вдохновенная служба на должности политрука роты.

Однако, кроме этой основной работы, требовавшей от меня систематического чтения политической литературы, было у меня другое затаенное стремление, которое я в то время даже и самому себе не осмеливался бы назвать призванием.

Когда здесь, в родном Челябинске, я учился в реальном училище, то с особенной охотой занимался русским языком, литературой, историей. У нас был печатный ученический журнал «Первые шаги». В нем появились первые мои рассказы. Писал я также и стихи, но сам чувствовал, что они даются мне плохо.

Бурные годы гражданской войны не позволили мне получить высшего образования, но Челябинскому реальному училищу я обязан первыми навыками самостоятельной умственной работы. Может быть, потому, что Челябинск был окраинным городом и туда царское Министерство народного просвещения ссылало учителей беспокойного образа мыслей, я до сих пор с величайшей благодарностью вспоминаю некоторых из моих преподавателей. В то время в Челябинском реальном училище работали преподаватели литературы Николай Логгинович Нестерович и Андрей Алексеевич Стакан, математики — Владимир Константинович Молчанов, естествознания — Иван Гаврилович Горохов, географии — Яков Леонидович Борман.

Политическая работа в Красной Армии стала моим университетом, где был заложен фундамент дальнейшего моего формирования как работника умственного труда, как писателя.

Мы сейчас много говорим о необходимости учебы у классиков и правильно делаем, — я не верю, чтобы без любви к великим произведениям гениальной русской литературы, без систематического их изучения, мог бы вырасти серьезный советский писатель.

Однако следует также сказать о том огромном значении, которое для воспитания и роста будущего писателя имеет современная ему литература. По своему опыту я знаю, как может изумить и пронизать слово писателя-современника и в особенности слово, сказанное им о современности. До того, как это слово услышал, ты, оказывается, был все равно что немой, чувства и мысли теснились в тебе, но выхода им не было. И вот пришло слово, оно пришло со стороны, но стало твоим словом, ты твердишь его без конца и заучиваешь наизусть.

Как передать, что ощутил я, когда прочел это стихотворение! Словно воочию увидел я дальний, соединяющий Россию с Сибирью и проходивший через наш город, стелящийся с холма на холм тракт (Уфимский тракт), — подлинно «путь, открытый взорам». Битый камень и ярко-желтеющие слои глины по обе стороны этого тракта и весело рдеющие издали гроздья рябины. И ветер, особенный вольный ветер, который, кажется, что дует только в нашей раздольной стране.

«Стихи о России» — так называлась тоненькая, просто изданная книжечка в белой с зеленым обложке. Имя Александра Блока было мне и раньше знакомо, но только по этой книжке я узнал и навсегда полюбил его.

Я и до этого, любил стихи и легко их заучивал. Но поэтические увлечения мои (если не говорить о классиках) были скоропроходящи: Надсон, Бальмонт, Игорь Северянин… Но вот началась война, свирепая и кровопролитная первая мировая война, и всю предвоенную жеманную поэзию словно ветром развеяло. Все казалось легковесно, фальшиво и не по существу. Эта тоненькая, белая с зеленым книжечка сказала внятно и просто о том, что по-настоящему весомо и может устоять против любого урагана, сказала о родной природе, о русской жизни и самой войне. «На войну уходил эшелон…»