Вилис Лацис - Собрание сочинений. Т. 3. Буря

Повторять шоферу не пришлось. Раз-два — и фары потухли. Долговязый мужчина вылез из машины и начал ругаться.

— Вам за это попадет! Не только новые фары поставите, но и в тюрьму сядете. Сегодня же доложу куда следует.

— Кто вы такой? — спросил Силениек.

— Вам что за дело?

Силениек вышел из машины.

— Предъявите документы.

— И не подумаю. Еще каждому шуту документы показывать!

— Посвети минутку! — крикнул Силениек шоферу. — Посмотрим, что это за птица.

При свете карманного фонаря Силениек увидел сухощавое лицо, тонкий нос с горбинкой и горящие злобой глаза. На голове точно такая же кепка, как у велосипедистов у переезда. В машине за рулем сидела молодая девица.

— А-а, — сказал Силениек. — Если не ошибаюсь, доцент Гринталь из университета? Это еще что за штучки, гражданин Гринталь?

Гринталь отвернулся и замолчал.

— Хорошо, мы поговорим с вами завтра.

Вскоре подняли шлагбаум, и они тронулись. На дачу Силениек приехал в три часа ночи. Он было хотел пойти к морю выкупаться, но его остановил телефонный звонок.

— Какой у вас номер? — спросили Силениека на другом конце линии.

Он назвал номер. После паузы в трубке послышался мужской голос:

— Это ты, Арнольд?

— Да, — ответил Силениек.

— Я опять здесь, — продолжал неизвестный. — Ты разве не узнаешь по голосу? Твой комильтон Герберт… сегодня прибыл на серебряной птице. Говорю из автомата. У тебя все в порядке?

— Все в порядке, — покашливая, ответил Силениек, чтобы изменить голос.

— Тогда минут через двадцать я буду у тебя.

— Жду… Герберт.

Силениек позвал Капейку.

— Немедленно поезжай в отделение милиции и привези нескольких милиционеров. Сейчас мы будем иметь дело с незваными гостями.

Когда шофер уехал, он позвонил начальнику отделения милиции. Тот обещал приехать сам.

Следующая четверть часа была богата событиями. Через пять минут вернулась машина с начальником отделения и двумя милиционерами. Силениек рассказал о загадочном телефонном звонке и своих дорожных наблюдениях.

— Здесь дело нечисто. Может быть, наш гость внесет некоторую ясность в эти события.

Они составили план действий. Силениек вышел на веранду, оставив дверь приотворенной. Милиционеры спрятались в садике. Вскоре у калитки показался стройный мужчина в спортивном френче, с рюкзаком на спине. Как человек, знакомый с обстановкой, он откинул крючок калитки и, озираясь по сторонам, направился к веранде.

— Арнольд, ты где? — спросил он.

Силениек очень хорошо знал, где находится Арнольд: несколько месяцев тому назад бывший владелец дачи был арестован за подготовку вооруженной диверсии и выслан из Латвии. Он кашлянул, давая понять, что находится на веранде. Когда пришедший отворял дверь веранды, к нему с двух сторон бросились милиционеры. Начальник отделения обыскал его. В кармане брюк нашли револьвер. Под френчем был сложенный пополам автомат. В рюкзаке оказались боеприпасы, карты, а в самом низу форма старшего лейтенанта Красной Армии. Документы были на имя командира латвийского территориального корпуса Гайлита, но в потайном кармашке, под подкладкой френча, милиционеры нашли старый латвийский паспорт на имя Герберта Аугсбурга.

— Я ничего не скажу, — заявил арестованный. — Можете допрашивать, но от меня все равно ничего не узнаете.

Его отвели в отделение милиции, а вскоре стал ясен и смысл всех таинственных событий этой ночи. В пятнадцать минут пятого утром 22 июня Силениеку позвонил из Риги дежурный по райкому:

— Товарищ Силениек, вам нужно сейчас приехать в райком. Только что звонили из Центрального Комитета. Началась война… немецкие самолеты бомбят Лиепаю и Вентспилс.

В первый момент Силениек растерялся, как бывает с человеком, когда его глаза внезапно ослепляет сильный свет, но тут же его мысли приобрели необычайную отчетливость.

«Значит, началось… — подумал он. — Свора спущена… Теперь это свершившийся факт…»

Напряженное чувство неизвестности рассеялось, и все вдруг стало ясным, понятным до конца.

«Да… война против всех советских народов, против мира социализма…»

Снова наступают тяжелые времена. Борьба не на жизнь, а на смерть. Но в то же время он чувствовал, что с каждой минутой силы его прибывают. Крепнет воля к борьбе. Все существо властно требовало деятельности.

— Спокойно, Андрей, — сказал он себе. — Без нервозности, без суеты.

— Эвальд, — стал будить он шофера, который только что улегся спать. — Теперь, друг, спать не придется. Едем сейчас в Ригу. Захвати все свои вещи, — неизвестно, когда мы сюда вернемся… Война началась, старина.