Он прихлопнул себя по коленям, поднялся и сказал:
— Но, я надеюсь, вы не о пересмотре дела вашего мужа пришли просить. Это было бы странно, ведь я вел это дело как следователь.
— Нет, я пришла не просить,— сказала она, потому что и в самом деле ее приход теперь показался ей полной нелепостью. Ну что ее сюда затащило?! — Я хочу понять...
— Понять что? — Он коротко вздохнул.— Дело видится на просвет. Вахрушеву дали, Вахрушев взял. Как видите, все укладывается в простейшую формулу... Юристы любят усложнять. Если бы вы слушали это дело в суде, могли бы запутаться от нудности и сложности формулировок, особенно адвокатских. Но без усложнения юриспруденция не выглядела бы наукой. Вы ведь в науке работаете, Светлана Петровна, потому и легко можете понять такое. Любая глубина — это одновременно и простота, и достигнута она может быть, только если обеспечена ее связь с действительностью. Вот дело Вахрушева тому пример...
На какое-то мгновение она утратила ощущение реальности, потому что не понимала, что и зачем говорит Фетев, но тут вдруг все снова обрело свои формы. Перед ней стоял улыбчивый человек, в самом деле похожий на рыжего кота, и красовался. Хочет ей понравиться? Глупости. Он держался за спинку стула своими необычно белыми пальцами. Ей надо было понять, в какую игру он с ней играл, ведь он не ждал ее прихода, она объявилась неожиданно. А может быть... может быть, он все же знал, что она в Третьякове и зачем приехала...
— Так что вы хотели выяснить? — спросил он.
Она чуть не сказала: я уже выяснила, но тут же испугалась, потому что вдруг сообразила: если этот Фетев узнает, что лежит у нее в сумочке, она вряд ли выберется отсюда, уж кто-кто, а он найдет способ ее задержать.
— Просто я не понимаю мужа. Он всегда был честен...
— А я доказал, что это не так,— мягко ответил он.— Но это была моя обязанность. Еще Римское право гласит: «Бремя доказательств лежит на том, кто утверждает, а не на том, кто отрицает». Ваш муж отрицал, я утверждал. Борьба сторон. Что же поделаешь, она закончилась не моим поражением... Вы приехали, чтобы меня опровергнуть?
— Возможно.
Вот это она сказала зря, но ничего с собой поделать не могла, почувствовала, что слово из нее вырвалось как вызов, и Фетев сразу же это уловил, отодвинул стул, сел теперь за стол, и тут интонация его поменялась — нет, она не стала более жесткой, а скорее более унылой.
— Понимаете, какая история, Светлана Петровна. Вы живете в Москве, ваш муж жил в Синельнике. Он приговорен был к наказанию с конфискацией имущества. Денег, им полученных, у него не нашли. Ну вот, сейчас я вижу — наши органы совершили недосмотр... или ошибку. Они не пришли к вам. А должны были, должны... Но это можно исправить... Я себе, пожалуй, запишу.
— Вы что же, хотите конфисковать и мое имущество?
— Я?! — улыбнулся он.— Нет, я ничего не хочу. Но правоохранительные органы... Впрочем, я вам зря сказал. Дело закончено, но все же... все же...
— Что «все же»?
Он не отвечал, чуть подался вперед, свел свои пальцы в замок, смотрел на нее не мигая, и страх, который ей удалось подавить, снова начал возникать, он словно бы проникал в нее из воздуха, сам воздух будто был насыщен страхом. Да еще этот немигающий взгляд бледно-голубых глаз. Светлана без труда представила на своем месте Веру Федоровну Круглову и поняла, почему та утратила несгибаемость.
— Неужели вы не поняли меня, Светлана Петровна?
— Вы мне угрожаете?
— Что вы, что вы! — опять улыбнулся он и неожиданно почти пропел: — «Во всем мне хочется дойти до самой сути. В работе, в поисках пути, в сердечной смуте»... Хороший поэт Борис Пастернак. Люблю хороших поэтов, люблю хорошие книги. Слабость. Не надо, Светлана Петровна, заниматься вам поисками истины там, где она уже найдена. Вот, если хотите знать, мой добрый совет. И если вы учтете все, что я вам сказал раньше, вы оцените его и будете мне лишь благодарны... Поняли меня?
И вдруг она догадалась: он ее боится. Как это ни странно, а вот боится, потому и хочет устрашить, и она знает, почему боится. Ему не нужно, чтобы снова копались в деле Антона. Он завершил его и, наверное, все те, кто потом с этим делом знакомился, удивлялись простоте его и ясности. В науке далеко не всегда вот такая завершенность может восхищать, часто она настораживает, потому что только при подтасовках все проходит гладко и легко, а в истинном поиске всегда натыкаешься на множество препятствий... Он ее боится. И едва она это разгадала, как сразу же ощутила подлинное облегчение, невольно улыбнулась.
Читать дальше