Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович

Отодвинув мозг, хирург выводит нижний край опухоли.

— Разговаривайте с больным!

Постепенно введены ленты на всех участках по окружности и в глубину. После этого Иван Иванович прошивает опухоль толстыми нитками и, медленно приподнимая за них, как бы вывихивает ее из мозга. У места наиболее мощной спайки она удаляется вместе с твердой мозговой оболочкой.

— Разговаривайте с больным!

Опухоль по своему строению похожа на кочан цветной капусты. Ложе ее представляет глубокую воронку в веществе мозга. Оттесняя его, она уходила нижним краем в глубину сантиметров на шесть…

— Давление падает, — сообщает старый фельдшер. — Уже семьдесят.

— А вначале было?

— Сто тридцать.

— Горячую салфетку! — Иван Иванович кладет ее в образовавшуюся воронку, на колени ему каплет кровь. — Степан, милый, капсе!

Степан молчит.

— Говорите, говорите с ним! Давление?

— Пятьдесят пять.

Хирург осушает рану сухими стерильными салфетками, закрывает ее марлей.

— Давайте делать переливание крови!

Донор не без страха ложится на соседний стол, вплотную придвинутый к операционному.

Иван Иванович совместно с Василием Кузьмичем делают эту серьезную процедуру. Черномазенькая семиклассница из учаханской школы, заменив фельдшера у приборов, измеряет давление. Она не зря практиковалась…

— Сколько?

— Семьдесят пять.

— Прекрасно! Хватит. Крови влито почти двести пятьдесят кубиков.

— Лицо больно! — очнувшись, говорит Степан.

— Ничего, друг, теперь самое трудное сделано, — успокаивает Иван Иванович, снова становясь на место.

Яма, бывшая ложем опухоли, к концу операции начинает выравниваться так быстро, что у Ивана Ивановича возникает опасение, как бы не возник острый отек мозга, который не даст закрыть костное «окно». Снова и снова вспоминается ему смерть приисковой машинистки на операционном столе… Нельзя умирать Степану!.. Но каждую минуту могут быть самые тяжкие осложнения: шок, падение сердечной и дыхательной деятельности, двигательное и психическое возбуждение… Все существо хирурга собрано и готово к любым случайностям.

Тщательно остановлено кровотечение на операционном поле. Обмыты солевым раствором открытые участки мозга. Сшита твердая мозговая оболочка. Там, где была спайка ее с опухолью, образовалась прореха, и Иван Иванович закрывает дефект отслоенными от оболочки листками.

Потом он укладывает костный лоскут. Этот кусок кости, выпиленный шире к наружному краю «окна», ложится на место, не провисая.

Наложены швы на слой надкостницы, богатой сосудами, питающими кость. Кожный лоскут опрокинут на рану. Он словно завял. Зажимы снимаются. Кожа сшивается более крупной кривой иглой, более толстым шелком.

По лобному краю разреза Иван Иванович сделал узловые швы из более тонкого шелка.

— Рубца не будет видно, — пояснил он. — Ну, как, дагор? — спросил он, заглядывая в лицо больного. — Как чувствуешь, друг? Капсе!

— Капсе! Живой еще! — тихо сказал Степан.

— Я его разговором мучил потому, что он левша. А у левши речевое представительство в правом полушарии. Поэтому, когда идешь, все спрашиваешь о речи, — объяснил Иван Иванович своим помощникам. — Сейчас ему нужен полный покой. Койку согреть грелками, принесем ее сюда — пусть он до завтра здесь полежит. Донора на ночь оставим: вдруг опять давление понизится.

Только после того, как миновало часа четыре дежурства у постели Степана, Иван Иванович немного успокоился. Войдя к себе покурить, он представил все связанное с письмом Ольги. Днем ему некогда было подумать об этом, а теперь острота личного горя заглушалась, перебивалась усталостью и впечатлениями от проделанной операции: то мерещилась кровоточащая рана, то место внедрения опухоли в глубину мозга, то вставали перед ним лица Никиты, Марфы и важно-серьезных смугленьких девочек, которые так хорошо работали сегодня.

«Молодцы! Только не получилось бы какой каверзы в течение ближайших суток…» — думал Иван Иванович с чувством признательности и даже нежности к этим людям.

И опять ему вспоминались не его семейные дела, а всевозможные случаи осложнений после операции на головном мозгу. Попросту сказать, он был еще взволнован проделанной им нелегкой работой. Извлеченной опухолью, которую Никита опустил в банку со спиртом, Иван Иванович просто залюбовался.

— Давно надо бы до тебя добраться! Здорово мы тебя ухватили. Просто здорово! — бормотал он с чувством глубокого удовлетворения, вглядываясь в места ее бывших спаек.