Элеонора Павлюченко - Софья Перовская

Для того чтобы влиять на среду, революционер должен был слиться с ней. И вот буквально в два-три месяца Михайлов, отдавшийся делу целиком, превратился в настоящего раскольника. Для интеллигентного человека это значило, по словам самого Михайлова, исполнять 10 тысяч китайских церемоний и исполнять их естественно. Насколько это трудно — может судить только человек, знакомый со старообрядчеством.

В 1879 году Михайлов — участник Липецкого и Воронежского съездов «Земли и воли». Он — один из активнейших поборников терроризма и в дальнейшем член Исполнительного комитета «Народной воли».

Александр Дмитриевич отличался редкими способностями организатора. Он был убежден в необходимости «совершенной» общерусской революционной организации и всю свою недолгую жизнь посвятил этой цели. Он понимал, что такая организация невозможна без единства, дисциплины, строгой конспирации, а каждому революционеру необходима осторожность, осмотрительность, практичность.

В характерах, привычках даже самых видных народников Михайлов справедливо видел много губительного и вредного для тайного общества: рассеянность, недостаток воли, отсутствие ежеминутной осмотрительности и т. д. И Михайлов со всей горячностью начал борьбу «против широкой русской натуры». На его долю выпало немало неприятностей, насмешек, обид. Всю жизнь он был кем-то вроде ревизора революционной конспирации и сам говорил вполне серьезно: «Ах, если бы меня назначили инспектором для наблюдения за порядком в организации».

Александр Дмитриевич часто следил за товарищами на улице, наблюдал их образ жизни и за всякие, даже малейшие провинности, «пилил» и «немолчно лаял».

«У вас народу столько бывает, а ход всего один: это невозможно», — говорил он одним.

«Вашего знака не видно, — замечал другим, — у вас вовсе нельзя устроить знака, что это за комната? Как к вам ходить?» За «знаками», т. е. сигналами безопасности, Александр Дмитриевич следил особенно строго. В своем политическом завещании, написанном в тюрьме перед смертью, Михайлов советовал товарищам «установить строжайшие сигнальные правила, которые спасали бы вас от повальных погромов».

Хотя Михайлову-«ревизору» ежедневно приходилось ругаться и ссориться в среднем с 20 человеками, никто в революционной организации не пользовался таким, уважением, как он.

Из конспирации Михайлов сделал настоящую науку. Он умел ловко, до неузнаваемости, гримироваться. В любом большом городе был буквально неуловим. В Москве и Петербурге знал наперечет все проходные дворы, магазины, лестницы, выходящие на разные улицы. Поэтому в нужный момент Михайлов мог внезапно исчезнуть, как в воду кануть.

Александр Дмитриевич обладал необыкновенной памятью на лица, зорким глазом, который умел различать всех подозрительных, сыщиков и шпионов. Степан Халтурин, большой мастер конспирации, с удовольствием рассказывал о том, как ловко Михайлов находил случаи оглянуться на улице, совершенно естественно, то будто взглянул на красивую женщину, то поправил шляпу.

Михайлов был исключительно честным, скромным и искренним человеком, веселым, жизнерадостным, полным молодости и сил. «Михайлова, — говорил Желябов, — многие считают человеком холодным, с умом математическим, с душою, чуждою всего, что не касается принципа. Это совершенно неверно. Я теперь хорошо узнал Михайлова. Это — поэт, положительно поэт в душе».

Однажды друзья в шутку спросили Михайлова, способен ли он влюбиться. «Еще как способен, друзья мои, — ответил Александр Дмитриевич серьезно и убежденно, — да времени у меня нет!»

Как и другие революционеры-народники, Александр Михайлов знал, что его ожидает в будущем. Как-то он рассказывал о своих гимназических товарищах, сидевших в тюрьме: «Если вспомнить, что они ничего не сделали, то невольно спрашиваешь себя: какой же кары найдет меня достойным русское правительство?»

Несмотря на постоянные опасности и лишения, Михайлов чувствовал себя счастливым человеком. Автобиографию, написанную незадолго до ареста в феврале 1880 года, он кончил такими словами:

«Я не знаю человека, которого бы судьба так щедро наградила деловым счастьем. Перед моими глазами прошло почти все великое нашего времени в России. Лучшие мои мечты несколько лет осуществляются. Я жил с лучшими людьми и всегда был достоин их любви и дружбы. Это великое счастье для человека».

28 ноября 1880 года Михайлов был арестован. В феврале 1882 года он судился по «процессу 20-ти» и был приговорен к смертной казни, замененной вечной каторгой. Даже такой здоровый организм, какой был у Михайлова, не мог вынести длительного заключения в Петропавловской крепости. Спустя два года, 18 марта 1884 года, он умер в сыром холодном каземате Алексеевского равелина.