Влас Иванов-Паймен - Мост

Разгоряченного Тимрука Анук уже несколько раз дергала за полу, просунув руку из-за занавеса. Тот ничего не чувствовал. Сразу и не заметил, как открыли занавес, и лишь когда засмеялся и захлопал в ладоши народ, соскочил со сцены.

Тимрук не стал дожидаться конца спектакля, решил пойти поздравить своего нового друга с Новым годом.

Микки вроде бы выздоравливал, сегодня он не бредил, разговаривал спокойно и разумно. Тимрук не торопил его и не переспрашивал.

Вечером, перед тем как пойти в школу, не надеясь на Пазюк, Тимрук велел своей жене Мархве посидеть возле больного.

— Если кто придет, говорить с Микки не разрешай, пусть окрепнет, — распорядился он.

Ятросов приехал в Чулзирму еще до возвращения Тимрука с «охоты на волка». Он страшно ругался, что больного положили в глиняной избушке с земляным полом. Из углов дуло, печь разгоралась медленно. По просьбе Ятросова Микки перенесли в дом Анук, к Арланову, и уложили на кровать в передней избе.

В Чулзирме Ятросов пожил неделю.

Было совершенно ясно: чем-то тяжелым стукнули Микки по затылку, сочли его умершим и бросили. Свежий воздух сделал свое — к Микки вернулось сознание.

Несколько часов пролежал бедняга на промерзшей земле, в снегу и простудил легкие.

— Если выдержит сердце, поправится, — сказал Ятросов перед отъездом, оставил лекарства и велел при первой необходимости съездить за ним в Вязовку вновь.

Ятросов, каким бы отличным народным лекарем ни был, не мог сам писать медицинское заключение. Вызывали для Микки врача из Ключевки.

Ученый доктор во всем согласился с Ятросовым.

«Замана! — думал Тимрук, торопливо шагая из школы к Микки. — Чахрун-Мишши — мне близкий родственник. Но если бы кто-нибудь стукнул его по затылку, я так бы не беспокоился. Микки вроде чужой человек, и все же дороже родственника. Люди, у которых в жизни одна дорога, оказываются ближе, чем родня. Не зря называем друг друга «юлдаш» [47] Юлдаш — товарищ. . Говорят, это любимое слово Ленина. Для него и Шатра Микки и Замана-Тимрук — юлдаши».

…Войдя в дом, Тимрук застыл от удивления: дверь в переднюю комнату распахнута, дом полон ребятишек. На вошедшего никто и не оглянулся, все сидели тихо, разинув рты. Слышен был лишь голос взрослого.

Оказалось, Микки, свесив ноги с постели, рассказывал сказку.

Тимрук не хотел, чтобы Микки его увидел, присел в прихожей рядом с Пазюк, осмотрелся: Мархвы не было. Подняв кулак, Тимрук погрозил Пазюк.

Жена Микки, стараясь оправдаться перед Тимруком, прошептала ему на ухо:

— И вдвоем не могли с ним совладать. Узнав, что наступил Новый год, Микки захотел увидеть сына, потом послал Васюка по соседям собрать ребятишек, обещал сказки рассказывать. Мархва так и знала, что ты придешь, боялась — рассердишься, и оставила меня здесь.

Тимрук отмахнулся и сам вместе с ребятами начал слушать сказку.

«3ря тревожусь, — подумал он. — Микки уже лучше. Начал выздоравливать, а то никого бы не хотел видеть».

Вскоре слова сказки заставили Тимрука забыть обо всем — он вслушивался в мощный голос сказочника и только огорчался, что ему не удалось попасть к началу.

То, что услышал, запало в сердце на всю жизнь.

— …Нет, не утонул Чапай-батыр в Урал-реке, — торжественно и плавно продолжал Микки. — Свинцовым градом падали пули вокруг героя. А Чапай все плыл да плыл к тому берегу. Справа от командира — рабочий сын, слева — крестьянский сын. С двух сторон — один правой рукой, другой — левой — прикрывали они голову любимого начдива. Так они добрались до середины реки, и тут пуля пробила руку рабочего сына, другая — ранила руку крестьянского сына. Тогда они поменялись местами, и каждый здоровой рукой снова защищал батыра. Оставалось до берега половина от половины, и в это время одна пуля убила рабочего сына, другая — угодила в крестьянского сына. И остался Чапай один под смертоносным свинцовым дождем. И решил тогда Чапай-батыр перехитрить злого врага, нырнул поглубже и исчез под водой — будто утонул.

Это видел сам казарский генерал и стал тут похваляться: я-де победил и погубил Чапая, утопил его в Урал-реке.

Не утонул Чапай. Под водой добрался до береговых камышей и скрывался в воде до вечера — дышал через камышину. Вечером Чапай-батыр выбрался из воды и зашагал к лесу, а потом побежал, чтоб согреться. От его бега поднялся ветер я просушил его мокрую одежду.

Всю ночь пробирался Чапай лесом — все на восток и на восток. С рассветом он вышел из леса во чисто поле. И тогда встретился ему столетний киргиз, дед Аксакал.