Вячеслав Сукачев: Скорпион

— Так, — прошептала Нинка, — так, Сергей Феоктистович. Ладно, пусть будет так. Тем более к ребятам пойду. Нарочно пообещала, а теперь вот пойду. А письмо тебе Скорпион вручит. Посмотрим, как ты отвертишься, посмотрим.

Через полчаса Нинка шагала по деревенской улице с тяжелой почтовой сумкой через плечо.

Когда она вернулась домой, Скорпион копал снег лопатой и никакого внимания на нее не обратил. Нинка понаблюдала за его работой, спросила:

— Ты ел, Скоря?

Скорпион не ответил. Она вздохнула и пошла в дом. Заглянула в сковородку с жареной картошкой, поняла, что Скорпион поел и поел хорошо. Теперь надо было дождаться, пока он накопается, и передать ему письмо для отца. Пусть снесет, пусть тот повыкручивается. А пока Нинка принялась переодеваться, красить ресницы, в общем, наводить марафет.

Когда Скорпион пришел, она уже была готова в гости и заискивающе посмотрела на сына. Он посопел, разделся, сел за стол и потребовал:

— Молока.

Нинка налила большую кружку.

— Куда пойдешь? — строго спросил Скорпион.

У Нинки сжалось сердце: сейчас вцепится.

— К дяде Володе и дяде… Косте.

— А зачем?

— У дяди Володи день рождения… А ты же знаешь, мы старые друзья, вместе в школе учились… все время вместе.

— С вами и папка вместе был.

— Был, да сплыл, — фыркнула Нинка, — не цепляйся, как скорпион, честное слово.

Маленький, а как министр.

— Папка не любит дядю Костю, — настаивал Скорпион.

— А дядя Костя не любит папку.

— Он чужой и пусть не любит.

— Ну, знаешь… Вот письмо твоему папочке пришло от… От чужой женщины. Вот отнесешь ему и спросишь, что за женщины у него в Барнауле завелись, а потом про дядю Костю будешь говорить.

— Ты почему знаешь? — нахмурился Скорпион.

— А?

— Что от женщины. Читала?

— Представь себе, нет. А по почерку вижу.

— Дай.

Нинка отдала сыну письмо. Он повертел его, посопел, сказал:

— Здесь ничего не видно.

— Вот пусть тебе папенька и скажет. Я пошла. Дверь не забудь закрыть.

Нинка выскочила за двери и облегченно вздохнула.

Когда вошел сын, Серега Безруков лежал на диване и читал газету. Он только что пришел с работы, отогрелся, поел и теперь отдыхал. Мать на кухне мыла посуду.

Скорпион вошел, молча разделся, повесил шубку на специально для него низко вбитый гвоздь и направился на кухню, словно бы не замечая отца.

— Прибыл, профессор, — улыбнулась его бабка. — Есть хочешь?

— Ел уже. — Скорпион сел на табуретку.

— Побывал в плену-то?

— Побывал.

— С голоду не умерли?

— Нет… Тебе письмо, — чуть повысил голос Скорпион.

— Ты мне? — поднялся с дивана Серега. Он подошел к сыну, погладил его по голове. Скорпион дернулся.

— Я не люблю, — твердо сказал он, — ты же знаешь.

— Виноват. — Серега и в самом деле виновато улыбнулся.

— Тебе письмо, — повторил Скорпион.

— От кого?

— Мама говорит, что от женщины.

— Глупости.

— На, — протянул Скорпион письмо, — читай вслух.

— Гм… Из Барнаула… — Сергей заметно смутился. — Странно. От кого бы это?

Скорпион пристально и неотступно следил за ним.

— Тошно одним-то было? — попытался отклониться от немедленной читки Серега, но Скорпион свел бровки и сухо сказал:

— Не хочешь читать, да?

— Пожалуйста.

Скорпионова бабка растерянно улыбнулась и сказала Сереге:

— Воспитали, бес бы вас побрал совсем. Истинный скорпион.

Серега разорвал конверт, нахмурился и был теперь совершенно похож на своего сына.

— Здравствуй, Сергей (написано — Сереженька). Письмо твое получила и даю (написано — тороплюсь дать) ответ , — начал читать Серега. Скорпион внимательно слушал, глядя в рот отцу. — Я рада (очень) была твоему письму . (Уже и не думала, что вспомнишь когда-нибудь обо мне — опущено Сергеем полностью.) Прошло уже шесть лет, как мы разъехались из института…

— Все, — отвернулся Скорпион.

— Что? — не понял отец.

— Ты неправильно читаешь.

— Ну, знаешь, — возмутился Серега, — всему есть предел. Это тебя мать научила?

— Меня никто не учил, — Скорпион поднялся, — а только ты неправильно читал. Я видел.

Скорпион пошел одеваться. Мать и Серега недоумевающе переглянулись. Серега пожал плечами.

— До свидания, — сказал из коридора Скорпион, и дверь за ним хлопнула.

— Сирота, — пожалела Серегина мать. — При живом отце и матери, а сирота. Башковитый такой пацан, а родителям-дуракам достался. Хоть бы поцеловал его когда.