Сергей Снегов - В поисках пути

— Если мы возвратимся обратно, — сказал он, — буря будет в лицо. Это хуже: не хватит дыхания.

— Как-нибудь дойдем, — прошептала Мария: от усталости у нее пропал голос.

Они шли от парадного к парадному. С каждым разом переходы делались короче, остановки продолжительнее. Когда они добрались к последнему дому по Октябрьской, буря сорвала с крыши железный лист. Лист пронесся над головой Красильникова беззвучной темной птицей, едва не задев его с Марией, дико завертелся по снегу и, распластавшись во всю длину, умчался в темноту. Он, должно быть, гремел, но уши не слышали грохота: все заглушала буря.

— Нам могло снести головы, — проговорила испуганная Мария во время отдыха в последнем парадном. — Только полметра от нас — ужас!

У нее тряслись губы от усталости. За десятиминутную передышку она не успевала наладить дыхания и сразу же теряла его, как выбиралась наружу. Она больше не жаловалась, но ей нелегко давалась стойкость.

— Закутывайся покрепче, Мария, — сказал он. — Начинается самый трудный участок.

Он с опасением и решимостью готовился к выходу на это занесенное снегом шоссе, проложенное по плотине между двумя озерками. Здесь предстояло проверить, у кого больше сил — у бури или у человека. Ветер грохочет грознее, чем стоит того. Главное — даже единственное, а не главное — держаться середины шоссе, по бокам крутые откосы берегов. Если буря оттеснит их в сторону, они сорвутся на лед, на откосах плотины не за что удержаться. Надрывайся, вой, свисти, посмотрим, посмотрим теперь, кто крепче!

— Я готова, Алексей! — сказала Мария, делая шаг вперед и побледнев от страха.

На этом пустынном отрезке дороги фонари были расставлены реже, чем на улице. Ветер несся сбоку и толкал Марию на обочину, к откосу, сама она не могла противостоять его нажиму. Но локоть ее был схвачен, словно рычагом, рукой Красильникова. Чем яростнее ее рвала в сторону буря, тем сильнее тащила рука. Под действием этих противоборствующих сил Мария медленно продвигалась вперед. Ей показалось, что они брели так несколько часов. Изредка, у фонарей, она взглядывала на Красильникова. Она еще не видела его таким: рот перекошен, глаза светились, — такие лица бывают у людей, сваливших после долгой борьбы противника на землю: он боролся с бурей, как с человеком, а не стихией. Потом перед ними поднялась стена пятиэтажных домов, обращенных к тундре, — внешний бульвар города. Ветер сразу стал тише, снег гуще. По пустынным улицам гремели сорванные с крыш железные листы. Мария, пока добрались до ее дома, насчитала их около десятка. В подъезде она взглянула на часы — этот последний трудный километр был пройден за сорок минут.

— Дома наконец! — воскликнула Мария с облегчением. Помолчав, она добавила: — Зайди к нам. Одному опасно возвращаться.

Он покачал головой.

— К вам я не хочу, извини, Маша. А что опасно — пустяк! Ты ведь знаешь, я люблю такую погоду.

— Насколько я знаю, ты любишь всякую погоду: хорошую и плохую, теплую и холодную, сырую и сухую. Поступай как хочешь. Не злись, что я потревожила тебя неожиданным появлением.

— Я никогда не злился на тебя, Мария. Огорчался — бывало, но не злился. Прощай, будь здорова.

Он поцеловал ее красную, обожженную снегом я ветром руку. Мария грустно напомнила на прощание:

— И стулья завтра забери обязательно! Обещаешь?

— Обещаю. Обязательно заберу.

Красильников вышел на главный, ярко освещенный проспект, прорезавший весь город. По улице опять пролетел железный лист, ударился о столб, изогнулся вокруг него, секунду трепетал на весу и, сорвавшись, унесся дальше. Красильников, увязая по колено в дымящем, неустоявшемся снегу, пробирался вдоль стен, чтоб не попасть под удар железа. Около каждого препятствия на глазах возникали сугробы и, чуть их задевала нога, таяли и рассеивались. «Много, много наделает хлопот эта пурга!» — думал Красильников, с любопытством оглядываясь. Он был один на проспекте. Он словно мерился силами с ураганом за всех, кто заперся за неприступными каменными стенами и грел сейчас руки у батарей центрального отопления. Все это было по-своему интересно: и ветер, ревевший между домов, и неистово кружащийся снег, мелкий и плотный, как дым, и немыслимая прогулка — от дома к дому, от столба к столбу, держась руками за стены.

Потом Красильников повернул к поселку. Буря теперь мчалась прямо на него, она не подталкивала, а отшвыривала. Красильников знал, что предстоит тяжкое испытание, и готовился выдержать его. К удивлению, стало не труднее, а легче. Ветер грохотал так же оглушающе, но скорость его уменьшилась. Ураган изнемогал, первый его натиск был отбит.