Анатолий Емельянов - Год - тринадцать месяцев (сборник)

— Отчего же, — тихо возразила она. — Приходи, для тебя дверь всегда открыта.

— Вот нынче же и приду! — сказал он с какой-то даже уверенностью в том, что хозяин положения, как и ожидалось, он.

— Вечером… — Юля опустила голову. — Не знаю, когда приду домой… Приехал Юра, сын Натальи, так сегодня надо провожать, а поезд ночью…

— Вот как! — вырвалось у Алексея Петровича с огорчением.

— И Анну тоже провожаем.

— Анну?

— Да, нашу героиню. Разве ты не знаешь?

— Настоящую Героиню? — спросил он, думая, что «Героиня Анна» это кличка.

— Да, настоящую! В самом деле не слышал разве? — удивилась Юля Сергеевна, потому что считала, что ихнюю Анну знает не только Чувашия, но и вся страна.

— Нет, — признался Алексей Петрович. — Не слышал…

Он попытался вспомнить, говорил ли ему Сетнер что-нибудь о «Героине Анне», но ничего не вспомнил.

— Как же! Да ее портрет в Чебоксарах на самой главной доске Почета!..

Алексей Петрович пожал плечами. Он ведь не знал, где там в Чебоксарах эта главная доска Почета.

— Ну хорошо, — сказал он. — Куда же вы провожаете сегодня вечером свою героиню?

— В отпуск уезжает, на курорт по путевке.

— Ах, вон как! Едет на курорт! Шигалинцы уже ездят среди лета на курорты! — В его голосе звучала ирония и огорчение: ну и ну, ловко же она отбоярилась от него! А он-то надеялся, ждал… Ему сейчас и в самом деле казалось, что он и надеялся, и ждал, и что его сердце переполнено чувством. Ловко! Видно, сегодня вечером у нее не только проводы, да и что же за персона такая племянник Юра, чтобы его провожать? Нет, не зря, видно, говорят о том женихе — как его? Геронтий, что ли? И он едва сдержался, чтобы не спросить сейчас Юлю об этом Геронтии.

Она пошла, махнув ему рукой. И с такой непринужденностью, с таким приятельским жестом, будто они каждый день видятся по нескольку раз, будто Алексей Петрович — так, обыкновенный человек!..

А она уходила все дальше и дальше, и походка ее была все так же легка, как когда-то. Идет словно и не касается земли, идет как летит. Неужели не обернется? Нет, не оборачивается. Вот и поворот скоро. Неужели и здесь не посмотрит назад?! И показалось Алексею Петровичу, что все-таки посмотрела Юля, чуть головой повела, совсем чуть-чуть!.. Вот тебе и «первая любовь», вот тебе и «побежит», как уверяла сестра, только, дескать, пальцем помани. Первая любовь… Нет, это не зря говорится. Таких чувств, таких сладких мук он уже и никогда после не переживал. Вся душа трепетала, как жаворонок, стоило услышать звонкий Юлин голосок, увидеть издали ее легкую, летящую походку… «Как сложилась бы жизнь моя, если бы не пробежала между нами черная кошка?» — подумалось вдруг Алексею Петровичу. Да что ж гадать на солодовой гуще! Очень глупое занятие для пожилого человека. К тому же сусло уже из солода взято…

— Лексей, говорю! Лексей!..

Из окна, отбросив занавеску, высунулась женщина и махала ему рукой:

— Лекси, Лекси, проходишь мимо и не взглянешь!..

И во рту поблескивают золотом передние зубы.

Алексей Петрович тут же и вспомнил: «Атаман-Нюрка»! Да, когда учились в школе, эта девочка ни в чем не уступала мальчишкам, в самых разных играх участвовала наравне с ребятами, вот за это так и звали «Атаман-Нюрка». И вот однажды на лыжах катались в Красном овраге, Алексей прокладывал лыжню по целине, а вот у Нюрки не хватило терпения ждать, пока Алексей съедет вниз, и сама решила, по своей лыжне, покатилась да и налетела на пень. Когда Алексей подбежал к ней, то она уже сидела в снегу, сплевывала кровь и, глядя на эту кровь, плакала.

— Аня, не плачь, ведь солдаты не плачут и тяжелораненые, — уговаривал он ее. — Говорю тебе, не плачь!..

— Да, не плачь, у меня все зубы вылетели, — прошепелявила она сквозь слезы.

— Ничего, вот выучусь на врача и поставлю тебе золотые зубы, — пообещал Алексей тогда.

Но через день-другой «Атаман-Нюрка» уже опять вихрем летала на самодельных лыжах в Красном овраге…

— Зайди-ка на минутку! — решительно требовала она, высунувшись из окна. — Зайди, кому я говорю! — И захлопнула окно: дескать, разговор окончен и слушать отказы не желаю. И тут Алексея Петровича осенило: так ведь вот она, «Героиня Анна»!..

Она уже отворила калитку и выбежала навстречу. Ого, как раздалась! И плечи, как у борца, и грудь, как подушка!..

— Слава Героине Труда! — И Алексей Петрович, смеясь, обнял ее и поцеловал.

— Давай заходи-ка, я сама тебя прославлю! Видишь ты, идет мимо и не посмотрит! Директор тоже мне, головой небо продырил!..