Анатолий Емельянов - Год - тринадцать месяцев (сборник)

— Идея ваша по строительству цеха стоящая, — говорил Пуговкин уже опять строгим хозяйским голосом, возвращая себя на прежнее главное место. — Поезжайте к Великанову, поговорите с ним, он вам поможет. Но вот что, Сетнер Осипович, в пай по строительству межрайонного комплекса вы все-таки входите. А то неудобно как-то. Не обеднеете, и пример будет хороший. Вы понимаете меня?

Да, да, — сказал Сетнер Осипович. — Обязательно!..

Алексей Петрович Великанов вот уже три дня как должен был быть в Кисловодске, но задержали дела но перестройке цеха под новое оборудование, да и теперь еще было какое-то неопределенное положение со строителями, они словно бы поджидали, что директор уедет, нажимать на них будет некому, и тогда по первой маленькой причине, которую сами же и придумают, бросят дело — конец квартала, им еще бы где сорвать куш для премии, тогда как у Великанова они уже ничего не получат. Да, у всех планы, планы, планы, каждой артели собственный план дороже всех других, вместе взятых, и ради своего плана почти каждая артель готова на все — даже на приписки, на всяческие манипуляции с документацией.

Но теперешний случай все-таки был особый. В том, что приходилось сейчас вносить изменения в проект и в уже почти законченное здание нового цеха, виноват отчасти был сам Великанов. В прошлом году он ездил в Венгрию и на одном из заводов в Будапеште увидел те самые легкие прессы, которыми и должен был быть оборудован новый цех. Но прессы были и те, да не те — они отличались от наших большей производительностью и автоматизацией управления. Это было то самое оборудование, о котором мечтал Великанов, задумывая этот новый цех легких прессов. Но с закупкой этого, оборудования возникли трудности и всяческие сложности, ему пришлось неделями сидеть в Москве, ходить по самым различным инстанциям, министерствам и главкам, и всем он уже там надоел, потому что в столичных учреждениях это его дело с переоборудованием цеха казалось всем таким мелким, таким незначительным, что из-за него никто не хотел беспокоить тех главных, больших начальников, от подписи которых зависела такая переделка. Даже в своем министерстве на него начали посматривать косо: «Чего ему надо?»

Отчаявшись добиться решения, он втянул в это дело обком партии, Андрея Петровича. И только когда Андрей Петрович обратился в соответствующий отдел Центрального Комитета и там к их просьбе отнеслись положительно, то словно бы во всех министерствах, главках и комитетах какая-то сильная рука перевела стрелку с «отрицательно» на «положительно».

Но это была первая и наиболее легкая часть всей задачи. Другая часть состояла в том, чтобы в соответствии с новым оборудованием, которое начало поступать в Чебоксары уже к новому году, внести изменения в проект цеха, в основном по планировке фундаментов под прессы, и исполнить эти изменения. Со строителями договориться оказалось гораздо канительнее, чем в Москве, потому что уровень решения этой проблемы был гораздо ниже и представлял безграничные возможности строителям не делать свою работу, потому что у них было много других работ в других местах — более легких, выгодных, за которые можно было получать премии и Красные знамена.

Но кажется, и это было преодолено; в новом цехе стучали пневматические молотки, урчали бетономешалки и вибраторы. И три дня отпуска прошло, нужно было бы давно быть Великанову в Кисловодске, а он все еще не мог решиться уехать из Чебоксар. Чего он ждал? Сегодня утром раздался глухой телефонный звонок. Алексей Петрович поспешил взять трубку, боясь, что звонок оборвется. Он надеялся услышать совсем другой голос, но это был главный инженер Кресалов.

— Пришли из комитета народного контроля…

Он извинялся, что беспокоит по нескольку раз в день, но вот пришли из комитета народного контроля, интересуются демонтированным оборудованием, а оно лежит под открытым небом, и они составляют акт…

С этим оборудованием дело как-нибудь уладится, и не этого звонка ждал он вот уже третий день в душе своей. Он ждал, что позвонит Дина. Эти три дня он только об этом и думал, словно возмещая то время, когда не думал о ней. Может быть, он и в Кисловодск-то не ехал только по этой причине, хотя и себе, и другим объяснял делами с новым цехом.

Теперь, когда ему некуда спешить, они могли бы по-человечески поговорить. Вот так сели бы друг против друга и поговорили. Все-таки у них есть о чем поговорить. Об Игоре, например. Это больно, очень больно — говорить об Игоре, вспоминать, какой он был и воображать, каким бы мог стать, но это горькое страдание иначе из сердца не избыть. Он вовсе не намерен умолять ее вернуться. Если она счастлива со своим полковником, с «первой своей любовью», то и бог с ним. Почему-то раньше она никогда не говорила, что у нее была «первая любовь» — мальчик из десятого класса, он потом уехал в летное военное училище. И вот двадцать лет спустя он возник из небытия, возник как раз в то самое время… Гибель Игоря как будто вовсе разъединила их, сделала чужими. Может быть, каждый винил в этой гибели другого? Но вслух ничего они не сказали друг другу об этом. Не пришло время?.. Алексею Петровичу кажется, что Дина тоже думает об этом и ждет. И он бы позвонил ей: «Алло, Дина Ивановна?