Доставив Михаила Герасимовича в город, Майрам возвратился в Куртатинское ущелье, в то место у развилки двух дорог, где из гряды гор выпирает скала с устремившейся в небо одинокой сосной, у которой по задумке постановщика состоится прощание Мурата с невестой. Отсюда он по узкой тропинке спустился в долину, откуда и начнется его путь в большой мир. Но это будет отснято позже, а теперь на тропинке возле камня сидел на траве постаревший Мурат и смотрел ввысь, на скалу и виднеющийся родной ему аул, по которому он соскучился за годы скитаний и в который хотел войти во всем блеске человека, посетившего заморские земли, и именно для этого он сделал минутный привал — чтоб привести в надлежащий вид свой заграничный ярко-клетчатый пиджак и полосатые брюки «дудочкой». На голове Мурата — черный котелок. Вадим, чьи приклеенные усики, подведенные брови да радостно сверкающие глаза придали его облику уловимое сходство с Муратом на фотографиях, торопливо вытащил из огромного фанерного чемодана с латинскими надписями на внутренней стороне пару черных, сверкающих под солнцем калош, напялил их на желтые с крупными пряжками штиблеты, хотя в них он в эту летнюю жару выглядел еще нелепее, — для верности провел рукавом пиджака по носкам калош, чтобы они отливали зеркалом, и подхватив в каждую руку по чемодану, направился к аулу. Между прочим, к аулу он приблизился за десять минут, но снимать его будут в другом ауле, который находится в полусотне километров отсюда, в совершенно ином ущелье — Даргавском, где Савелий Сергеевич присмотрел один «очаровательный дворик». Но знать об этом зрителю не положено, он будет убежден, что дворик, куда прибудет Мурат, находится в виднеющемся вдали ауле.
Майрам потрясенно смотрел на несуразно разодетую фигуру Вадима, обтянутые в полосатые штанины тонкие, казавшиеся кривыми ноги в огромных штиблетах и калошах, на приподнятые плечи пиджака, черный котелок, кокетливо взвившийся над вытянувшейся в торжественной горделивости головой, и слушал восторженный шепот Савелия Сергеевича:
— Так! Молодец! Иди, иди! Вперед! Тебя ведь ждет в ауле Таира! Любовь твоя! Тебя ждет с нетерпением отец! Не оглядывайся — ты весь в порыве! Но ты не забываешь, что возвращаешься победителем! Молодцом! Вот так! Точно! Прекрасно!
— Метраж! Метраж! — застонал Степан.
— Ничего! Ничего! Еще метров тридцать. Вперед, Мурат, к отцу, к невесте!.. Стоп! — Конов торжественно поглядел на киногруппу. — Чудо! Талант! Видали как? Отдохни, Вадим. Еще один дублик — и полный порядок! — и озабоченно склонился к Степану: — Как картинка?
Степан вместо ответа показал ему большой палец. Обливаясь потом в своем странном одеянии, Вадим приблизился к ним, бросил наземь чемоданы, стал нетерпеливо срывать калоши…
— Похож на родственника? — кивнув на актера, спросил Майрама Савелий Сергеевич. — На осетина смахивает?
Майрам неуверенно кивнул головой.
— Чего так кисло? — закричал режиссер. — Посмотри на лицо. Копия Мурата.
— Да, — согласился Майрам и замялся, — но…
— Что «но»? Что «но»? — пристал к нему Конов.
Майрам нерешительно молчал. Кто он такой, чтоб лезть в их дела? Они мастера кино. Их знает весь мир. Зачем им его слова? Что он может полезного сказать им? Еще на смех поднимут…
— Что тебе во мне не нравится? — спросил, скидывая котелок и пиджак, Вадим. — Вроде усы ничего получились, и выражение лица удалось схватить…
Удалось! Это верно. Но ты, Вадим, не Мурат. Совсем другим он был. Не таким домой возвратился. Они словно прочитали мысли Майрама. Враз оба — и Конов, и Вадим навалились на него:
— Что не так?
— Да говори же!
— Мурат был настоящий горец, — несмело произнес Майрам, — а горцы боятся выглядеть в глазах земляков смешными. А ты, Вадим, смешной…
— Это почему же? — возмутился он.
— Вот это, — показал таксист на пиджак, штаны, котелок, — делает тебя смешным.
— Но они в точном соответствии с модой того времени, — возразил Степан.
Может быть, это и было модно, может быть, все это и носили в то время, но Майрам готов был голову отдать на отсечение…
— Мурат никогда не оденет такое, — сказал он убежденно.
— Ну, ты за Мурата не решай, — отрезал Вадим. — Он вон где побывал: Маньчжурия, Япония, Мексика, Аляска, Калифорния… Все это привычкой стало.
— Нет, — упрямился Майрам, — не мог он такое на себя напялить. Посмотри, в городе тоже стало модно не стричься. Никого в парикмахерскую не затянешь. А старые горцы? Налысо бреются! Без шапки на улицу не выйдут… Такие они. Гордые!
Читать дальше