Они носились, как стрижи, у себя на работе, всегда копошились и чего-то добивались (для этого всегда есть сотни причин), ругались с начальством и плевали с высокой колокольни на все авторитеты. Они имели десятки поручений и нагрузок, не стесняясь, выполняли их, фантазировали и стремились неудержимо к многообразию большего.
Это они могут выколачивать в завкоме и у директора деньги на новогодний вечер, подпольно продавать билеты на этот вечер, чтобы разыграть в лотерею пять телевизоров. И лотерея у них бывает особенная. В полночь, когда поднят первый бокал, разыгрывается первый телевизор. «У кого в кармане пять гвоздей?» — кричит кто-то из них, поднявшись на сцену. «За пять гвоздей — телевизор!» Второй телевизор выиграть совсем просто — нужно назвать по фамилии, имени и отчеству бюрократа, подхалима и пьяницу среди своего коллектива. Об остальных новогодних проделках они вам расскажут сами.
Среди таких молодых ребят появился Веня. Он был здесь как рыба в воде. Многих он знал в лицо и кивком головы здоровался с ними.
На вешалке не было ни одного свободного места, словно и не было внизу раздевалки, да и рядом на столе в беспорядке лежали плащи и деми.
Веня, бросив взгляд на вешалку, улыбнулся.
Так раздеваются лишь там, где чувствуют себя как дома. Они, конечно, помнят, что находятся в гостях. Этот дом для них, как материнский. Здесь никогда не обманут, не наобещают вагон с тележкой, не отвернутся. Разве может мать отвернуться от своего сына?
В приёмной за столом в окружении пяти телефонов, один из них был красный, как в холле «Подковы», сидела совсем юная девчушка в серой плиссированной юбке и белой рубашке из тонкого поплина с короткими рукавами. Ей было не больше восемнадцати.
На стенных часах пробило пять.
Веня наблюдал, как стрелка медленно отсчитывала минуты, прыгая вперёд на одно деление. Раз — минуты нет. Два — вторую долой! Эти минуты не вернутся. Почему-то старички всегда грустят, что молодость у них не повторится, что дайте им их прежние двадцать, и они тогда таких дел наворочают. Пройдут твои двадцать два, и двадцать пять, и тридцать, как эти минуты. А молодость свою не выставишь, как картину на выставке, останется только память. И как хорошо, когда твоей памяти нечего стыдиться.
Ход его мыслей прервал голос юной девчонки, похожей на кассира в государственном банке, которая отметила красным карандашом фамилии всех собравшихся в приёмной и пригласила первого из них на комиссию.
Первым оказался Веня Калашников.
Его фамилия прозвучала в приёмной легко и в то же время торжественно.
Веня кивнул головой, глубоко вздохнул, набрав полную грудь воздуха, словно он собирался нырнуть глубоко под воду, и пошёл к двери, на которой висела табличка с фамилией секретаря: Зенина. Эта скромная небольшая табличка ничего не могла сказать Вене. Но фамилия ему понравилась сразу.
Несколько десятков пар глаз насторожённо проводили его до двери.
Веня открыл дверь и очутился в просторной светлой комнате. В глаза ему бросился застеклённый шкаф, который стоял напротив окна, и солнечные лучи спокойно отдыхали на его стёклах. В шкафу было много цветных оригинальных сувениров, вымпелов, как на прилавке универсального магазина. Но Веня сразу же забыл о них.
Он посмотрел на длинный стол, покрытый зелёным сукном: графин с водой, две хрустальные чистые пепельницы, записные книжки. За столом сидело человек пятнадцать. Преобладал старший возраст. Так случается в финале соревнований на приз братьев Знаменских, когда самые строгие участники собираются за судейским столом.
Веня волновался. Впрочем, он всегда волновался, когда выступал на собраниях.
Неожиданно Калашников опешил. К своему величайшему удивлению, он увидел за столом долговязого Наденьте боты, сидевшего за столом в его чёрном костюме. Миша Спиноза тоже заметно смутился и принялся что-то писать в своей записной книжке.
Ещё больше удивился Веня, когда увидел Ганку. Тот сидел за длинным столом и с улыбкой смотрел на него.
Дела будут, подумал Веня и тяжело вздохнул. Он почувствовал, как на его лбу появились бусинки пота, а его сердце, натренированное, безотказное, отбивающее в минуту ровно семьдесят три удара, лихорадочно забилось.
В конце стола сидела черноволосая смуглая женщина. На ней было строгое чёрное платье. Женщин было несколько, но эта была хозяйка таблички, и она командовала здесь парадом.
Зенина пристально посмотрела на Веню и властно сказала:
Читать дальше