Бела Иллеш - Тисса горит

— Вы, товарищи, видно, большевики, большевики же судят о положении Австрии и поверхностно и несправедливо, — сказал он. — Я это не в упрек вам говорю, а чтобы объяснить истинное положение вещей. Мы, австрийские социал-демократы, отнюдь не худшие революционеры, чем русские большевики, но мы много умнее и уже во всяком случае образованнее их. Вы, надеюсь, не сомневаетесь в том, что Отто Бауэр как социалист не ниже вашего Ленина, а Отто Бауэр ясно доказал, что Австрия — это не Россия. Да, товарищи, Австрия — маленькая, слабая, нищая, изголодавшаяся страна, и она окружена огромными могущественными врагами. Мы, австрийцы, отданы на милость Антанте. Стоит Антанте на три дня приостановить посылку поездов с продовольствием — и снова начнется голод, а голодающие рабочие не могут совершать революций. Как вы хотите, чтобы рабочий шел на баррикады, когда он не уверен, не умирает ли дома с голоду его семья! Когда окончится эта нищета и мы соберемся с новыми силами, когда у каждого рабочего или, по крайней мере, у большинства будут если и не обильные, то во всяком случае достаточные запасы, тогда и мы, — своим, австрийским, путем, хотя и обходным, но вернее и без крови и риска, — придем к социализму. Вы увидите, товарищи, что при ближайших же выборах…

— Можно ли получить без хлебной карточки еще две чашки кофе? — прервал его Анталфи. — Об остальном же мы потолкуем как-нибудь на диспуте, — добавил он, заметив, что официант обиделся на нас за наше невнимательное отношение к австрийскому пути к социализму.

— Для кофе не нужно хлебной карточки, — сказал официант. — Что же касается остального, то вы, товарищи, вскоре убедитесь, насколько мы правы.

Когда мы напились, Анталфи достал из жилетного кармана деньги. Официант не очень-то обрадовался чешским деньгам, недоверчиво осмотрел двухвостого льва, но потом решился и на белой бумаге, покрывавшей стол, высчитал, сколько мы ему должны чешских крон и сколько австрийских нам причитается сдачи.

— Мне будет очень обидно, товарищи, — сказал он на прощанье, — если вы так далеко зайдете в. своем коммунистическом пристрастии, что откажетесь от моей помощи. Я могу вам помочь в двояком отношении. Первое — вот! — и он сунул Анталфи в руки два маленьких картонных листика.

— Что это? — спросил Анталфи.

— Хлебные карточки, по ним вы сможете купить себе по сто грамм хлеба.

— Спасибо.

— Второе, что могу для вас сделать, это — указать вам адрес комитета помощи венгерским эмигрантам. Вот вам адрес, сходите туда, там вам посоветуют, как быть. И не только посоветуют — наша партия помогает эмигрантам не одними только советами.

После часового странствования мы по адресу, сообщенному нам официантом, отыскали комитет помощи. Первым делом мы предстали перед проверочной комиссией. Здесь нас подробно расспросили о том, кто мы такие и откуда прибыли. У Анталфи среди членов проверочной комиссии оказалось двое знакомых, и таким образом мы уже через два часа были официально зарегистрированы в качестве венгерских эмигрантов и смогли стать в очередь за хлебом. Среди стоявших в очереди тоже нашлось несколько знакомых, которые задали нам тот же вопрос — когда и каким путем мы прибыли, — но дальше нами не интересовались: на всех лежала печать равнодушия и усталости. В помещении союза деревообделочников, где происходила раздача хлеба, стоял спертый воздух и было довольно холодно. Лишь очень немногие из собравшихся были в пальто, — большинство, так же как и мы, щеголяло в летних костюмах. В одном углу комнаты устроился парикмахер. Вокруг стула, составлявшего все обзаведение парикмахерской, слонялось человек пять-шесть, ожидая очереди.

— Успеем до мировой революции! — утешал себя товарищ в белых летних брюках и поношенной меховой шапке, приобретенной, наверно, у какого-нибудь русского военнопленного.

— До мировой революции? Поискали бы лучше себе работу, товарищ, чем повторять эту глупость.

— Это кто, секретарь комитета Шварц? Что, не узнаете уже меня, товарищ Шварц? Не хотите знаться с бедняками? — обратился к нему Анталфи.

Шварц, низенький коренастый человек с круглой лысой головой, обернулся и маленькими свиными глазами несколько минут в замешательстве смотрел на Анталфи. По всей видимости, он его не узнавал.

— Забыли, видно? А ведь полночи спорили после открытия съезда советов.

— А, вот вы кто! — воскликнул Шварц, хлопнув себя ладонью по лбу. — Ну, конечно, конечно… После открытия съезда советов?.. Ну, теперь-то, надеюсь, спор уже решен? Сознайтесь, кто был прав: Ленин или Шварц?