Бела Иллеш - Тисса горит

— Страшные сказки! Это ведь не русские и не венгерцы. Наши рабочие — не грабители. Они рады, что им дают жить.

— Говорят, нищета страшная!

— Подумаешь! К нищете им не привыкать стать. Практика большая. Уж не голод ли был во время войны, — ничего, вытерпели. Австрийский рабочий отлично умеет голодать. Почитайте пожалуйста «Арбейтер Цейтунг», тогда не будете клевать на всякие слухи.

— А Винер-Найштадт…

— Нашли чего пугаться! Один из руководителей профсоюзов, для которого я на-днях заключил несколько мелких сделок, — словом, этот «товарищ» заверил меня, что социал-демократическая партия уже делегировала в Винер-Найштадт несколько трезвых людей. Они легко справятся с коммунистами. Никаких причин для тревоги! Последний цюрихский курс знаете?

— Падение на одиннадцать пунктов.

— Вот видите! Я могу вас успокоить. Перевернись австрийские рабочие тысячу раз через голову, и то ничего страшного не случится. Между нами говоря, венгерская крона на днях тоже покатится вниз. Головой ручаюсь за это! Уже с неделю я только тем и занят, что продаю кроны. Как это вам нравится? А это ведь только начало. И должен вам сказать, уже совершенно конфиденциально, солидные люди считают, что немецкая марка… Крупные немецкие финансисты играют на понижение. Подумать только, Вайс, если немецкая марка!.. По мне, тогда пусть хоть провалится вся Австрия! Германия… Немецкая марка… Но если, вопреки здравому смыслу, австрийские рабочие все же предпримут что-либо, — что они нам могут сделать? Садимся в автомобиль и проводим несколько дней на Семмеринге. Или сделаем экскурсию в Берлин — для рекогносцировки. Что вы на это скажете? Берлин — это блестящая идея, не так ли? А пока что пойдем в кафе «Габсбург», выпьем по бокалу шампанского.

— По утрам я не пью.

— Надо приучиться.

Многие торговцы, рано утром закрывшие свои магазины, около полудня их открыли вновь.

В городе спокойно. Безветренно. В воздухе тепло. Легкие облака, заслоняя солнце, почти касаются крыш зданий.

Первые колонны подошли к бульвару часам к двум. Вышли в рабочих блузах, прямо от станка. Не переоделись, не умылись. По боковым улицам стягивались они к центру города — к городу господ. Без знамен, без музыки, без пения. Торопливо. Десятки тысяч. Сотни тысяч.

Под их твердым шагом земля гудит, как перед землетрясением.

— Скорей! Скорей! Скорей!

По проспекту Алзер, по Мариагильфе головные отряды стягиваются к бульвару. Перебитые стекла зеркальных окон ресторанов, драгоценности ювелирных магазинов, втоптанные в грязь, — таковы следы их пути.

Под натиском то тут, то там срываются с петель двери. Сотни рук разбрасывают по мостовой куски роскошных материй: бархат, шелк, коробки кружев, серебро, золото, бриллианты… И тысячи ног топчут драгоценные вещи.

Скорей! Скорей!! Скорей!!!

Камни с треском летят в зеркальные окна. Топот шагов заглушает звон разбитых стекол. Растоптанные столики валяются вверх ножками.

На мостовой — осколки перебитой посуды. В ярости топчут деликатесы гастрономических магазинов. Обувь набухла от шампанского и токайского, потоками льющегося по мостовой.

Женщины! На их лицах бедствия войны и нищета мира. Истощенные, преждевременно состарившиеся. Глаза лихорадочно горят. Под глазами черные круги. С серьезными лицами, словно творя суд, топчут они эти недосягаемые, бесценные сокровища продуктовых магазинов.

— Лиза! Лиза! Знаешь ли ты, что ты топчешь?

— Хоть бы только раз, один-единственный раз довелось бы мне поплясать вот так на шее жравших это добро! Из-за этих… моего мужа под Добердо угнали!

— Бери вон ту коробку!

— Не смей трогать, Тереза! Ногами! Только ногами! В мусор… Если когда-нибудь…

Скорей! Скорей!! Скорей!!!

Через десятки улиц движутся массы, заполняя бульвар.

Здания остались те же, но лицо бульвара изменилось, его как будто покрыли огромным черным ковром.

Мостовая грохочет. Дома дрожат.

Черная волна катится к военному министерству. Вот остановились. Вот движутся вновь. Задние диктуют темп.

Скорей! Скорей!! Скорей!!!

Людская волна захлестывает уличное движение. Остановились трамваи. Автомобили, не успевшие во-время удрать, остаются растерзанными на месте.

— Долой правительство Зайпеля!

Смерть!..

Все тонет в грохоте землетрясения.

Женщина с широким лицом и большой грудью привязывает ярко-красный головной платок к стягу флага на здании парламента. Гремит: