Дудаш пришел, собственно говоря, не ко мне. Он отправился в Бочко, чтобы подготовить заводских рабочих к приему Рожоша. Этот мерзавец не удовлетворился Слатиной, он собирался устроить собрание и в Бочко. Собирался…
Тут Готтесман сделал небольшую паузу.
— А Мария Рожош тоже агитировала против бастующих? — спросил Петр.
Готтесман утвердительно покачал головой.
— Чуть было не забыл! Приехал с ними и жених барышни — жандармский ротмистр. Да, да! Рыжий, веснущатый жандармский ротмистр. Н-нда, Петр, так-то… Ну, да ладно. Поехали дальше!.. Так вот, этот самый Рожош собирался говорить и в Бочко, но по дороге с ним случилось несчастье. Между Слатиной и Бочко в его машину стреляли. Было уже темно, — в декабре быстро темнеет, — никто не видел, кто стрелял. Нельзя даже было определить, откуда был произведен выстрел. Преступника ищут до сих пор — безрезультатно.
— Рожоша убили?
— К сожалению, не удалось, — промолвил Готтесман грустно. — Только ранили в левую руку. Я…
— Кто стрелял?
… Еще в ту же ночь, — продолжал Готтесман, не обращая внимания на вопрос Петра, — еще в ту же ночь я, закинув ноги на шею, отправился пешком через горы обратно в Ужгород.
Путешествие в Карпатах зимой, в чортовом снегу, без дорог, пешком, избегая населенных мест, — честное слово, небольшое удовольствие! Я то плакал, то ругался. В дороге пробыл трое суток. Две ночи провел под крышей. Раз ночевал у русинского дровосека, другой раз — в пустом охотничьем домике. Попал я туда, признаюсь, выломав дверь, так как мерзавцы держали ее назаперти. У дровосека есть нечего было, детей — семь человек. Зато в охотничьем доме так нажрался салом, — хлеба, конечно, искал тщетно, — что испортил себе желудок на неделю. Когда на следующий день утром пустился снова в путь, чуть- чуть не попал в лапы дикого кабана. Целый день пришлось проторчать на дереве. Был сильный буран. Сам не пойму, как не замерз. В полдень неподалеку от меня по шоссе прошел жандармский патруль: вели рабочих, закованных в кандалы.
Когда стемнело, — как я уже сказал, в Карпатах зимой темнеет рано, — я спустился с дерева и отправился по направлению к западу. На другой день я был в Ужгороде.
Я сильно промерз. И на этот раз я пошел прямо к Гонде и чуть было не влип. Гонда был арестован жандармами в день моего приезда. Он до сих пор сидит в Берегсасе.
Не знаю, помнишь ли маленького Наймана?.. Да, да, того заику, который работал на картонной фабрике. У него я прожил, точно уже не помню, четыре или пять дней. Маленький Найман — смелый парень и хороший товарищ. Он вызвался сходить по моему делу в Мункач к Мондяку. Но сходил, конечно, напрасно. Мондяк был арестован.
Эти дни меня тоже кой-чему научили. Помнишь, как мы гордились тем, что перехитрили жандармов и кой-кого из наших товарищей устроили на службу в полиции? Провели мы тогда не полицию, а самих себя. Говоря попросту — мы были идиотами! После Лавочне некоторых из тех, кого мы устроили, вычистили. Полиция отлично знала, кого нужно вычистить. А те, кто остался… Представь себе, как должен был благодарить нас тот рабочий, к которому явились два таких «товарища», отвесили ему несколько пощечин, а потом с усмешкой сказали: — Ну, как, дорогой «товарищ», пойдем в каталажку!
Бочкай был арестован двумя такими «товарищами». Старика гнали пешком от Полены до Мункача с завязанными на спине руками между двух конвоиров. Эти мерзавцы… Найман знал одного из них, — был такой Штефанчик из Мункач. Всю дорогу издевались они над ним, называя его «товарищем». А когда тот плюнул одному из них в глаза, его избили. Да так, что он выплюнул четыре зуба… Эх, только один раз еще…
— Прикажете? — спросила кельнерша, подошедшая к столику на громкий возглас Готтесмана.
— Найман с трудом собрал нужные для путешествия деньги, и я благополучно прибыл в Кошице, — продолжал уже спокойно Готтесман. — Из Кошице меня послали в Прагу, оттуда в Брюнн. Тут-то я и попался. Выдали меня черные очки. В Брюнне я отсидел восемь недель. Через одного кельнера-растратчика, с которым мы вместе сидели в течение четырех недель, мне удалось связаться с брюннскими товарищами. Те выхлопотали, чтобы меня выслали не в Венгрию, а сюда… Вот и вся моя история. Я здесь уже больше двух недель. А работы все еще нет. Чорт их знает! Все «завтраками» кормят. Да… Ну, а теперь очередь за тобой, Петр.
— Послушай-ка… Я, гм… Как это неприятно! — замялся Петр, хлопнув себя по лбу. — Сейчас только вспомнил, что я должен ждать дома Кошу, чтобы вместе с ним пойти к Иоганну.
Читать дальше