Ион Друцэ - Белая церковь

— Ну что там? — спросил адъютант, которому была поручена операция.

Двое казаков, выбравшись из крайней, густо дымившейся пещерки, стояли в глубокой растерянности.

— Ничего нету, ваше благородие… Глубокая яма, заваленная гнилыми пнями, сверху зачем-то камни сложены… Дымиться эта холера будет дня три, не меньше…

— Потушить.

Едва казаки принялись засыпать песком тлевшие пни, как из другой пещерки вышла женщина с крупными чертами лица. И на лбу, и на щеках у нее красовались темные разводы сажи. Платок, сбитый набок, при воинственной спешке делал ее очень смешной, но добрые, приветливые, умные глаза не допускали снисходительного к себе отношения.

— Кто такая?

— Так… Женщина…

— Ну ясное дело… Зовут-то как?

— Екатерина.

Голос низкий, густой, волнующий. Воины помрачнели. Когда твою государыню зовут Екатериной и ты, молодой офицер, мечтающий о славе, встречаешь в чужой стране этакое чучело, которое, с позволения сказать…

— Да ты хоть знаешь, как зовут нашу императрицу?

— Знаю. Екатеринам повезло.

Улыбнулась широко, от души, но, поскольку воины совсем не собирались разделить ее великую радость по поводу своего везения, она тут же скрылась в одну из пещер. Немного погодя вышла. На этот раз сажи и в помине не было. Волосы подобраны, платочек аккуратно повязан, а кроме того, она вынесла большой кусок белого камня, который протянула одному из офицеров.

— Известь, — сказала она, как бы оправдываясь.

— Зачем тебе известь?

— Побелить.

— Что белить?

— Храм.

— Какой храм?

— Там, наверху…

Запрокинув голову, Екатерина указала на крайний домик, крытый соломой, который стоял так близко к кромке обрыва, что казалось, вот-вот сорвется оттуда. Это был самый обыкновенный деревенский домик, и только если внимательно к нему приглядеться, можно было заметить висевший на шесте небольшой деревянный крест.

— Церковь ваша, что ли?

— Храм спасителя.

Казаки рассмеялись. Офицеры же, помня наказ государыни, что они вступают в дружественную православную страну, сдержала себя. Собственно, Екатерину мало занимало, кто как относится к ее храму. Не спуская глаз с крошечного, крытого соломой домика, она, широко перекрестившись, отвесила лачуге, ютившейся над их головами, глубокий поясной поклон.

— Зачем опустевшему селу побеленный храм?

— Почему опустевшему?..

Встревоженная, замерла, прислушиваясь. В самом деле, оттуда, с горы, доносился сухой треск — били деревом по дереву, и этот треск привел женщину в глубокое волнение.

— И-и-ра! — всплеснула она руками и, забежав в тот единственный стоявший в низине домик, тут же выбежала. Перевязываясь на ходу уже другим, совершенно чистым платочком, побежала вверх по крутой тропке. Козаки глотали слюну, глядя, как движется под выгоревшей на солнце ситцевой юбкой молодое и крепкое женское тело.

— Ишь как чешет! Молодуха, в самый раз!

— Молода-то она молода, а глянь, сколько их натаскала!

Из-за высокого лопуха выглядывала целая шеренга перепуганных головок.

— Ну, если смолоду поставить себе домик в низине, подальше от села, можно и побольше прижить.

— Голосистые, они до любви охочи.

— Жаль, что часу нету, а то меня тоже бог голосом не обидел.

Взбежав на гору, Екатерина замерла в глубокой растерянности. Оказалось, по подвешенной в церковном дворе доске, служившей вместо колокола, лупила тяжелой палкой женщина, причем била она в нее, сидя на груженной всяким скарбом телеге. Ввиду чрезвычайной поспешности она прямо на телеге подъехала к акации, на которой висела доска, благо ни ворот, ни забора, ничего вокруг той церквушки не было. С лицом окаменелым, безучастным женщина поднимала нескончаемую тревогу на всю округу, и видно было, что, если ее не остановить, она будет колотить до второго пришествия.

— Матушка, вы мне, что ли, стучите?

— Как же, — сказала женщина на телеге, не оборачиваясь, — стала бы я из-за тебя руки отбивать… Батюшку вон никак из храма не вытащу… Уже и казаки в Днестр полезли, а он все копошится, старая курица…

Фамилия священника была Гэинэ, то есть курица, и селяне его в самом деле за глаза звали старой курицей, но чтобы сама матушка… Екатерина стояла, не зная, что и думать, а двери храма меж тем, настежь открытые, как будто звали на помощь. Какой-то тревогой, какой-то бедой несло оттуда, и, перекрестившись, Екатерина смиренно вошла в храм.

Собственно, какой там храм! Глиняный пол, три покосившихся окошечка, пропускавшие так мало света, что нужно было долго привыкать к царящей внутри полутьме. В центре несколько вытянутого в длину помещения красовался столб, подпиравший прогнувшийся потолок, но у крестьян ничего не может пропасть даром, и к верхней части столба была приделана поперечина, так что это был одновременно столб, подпиравший потолок, и крест, которому можно молиться.