Александр Винник - Приметы весны

Как ни мимолетна была встреча, но в душу Михо запало многое, хоть и не глядел он как будто на девушку.

Михо был в том возрасте, когда еще не совсем точно определяются вкусы, наклонности, стремления человека. Но девушка, встреченная в универмаге, сразу привлекла его. Даже не скажешь чем. У Полины Чурило, дочки старшины табора, на которой отец хотел женить Михо, глаза были как огонь, глянет — и кажется, что всего обожгло тебя и, если долго глядеть в них будешь, совсем сгоришь. Стан стройный, гибкий, как деревцо, растущее в тесноте придорожных густых перелесков и жадно тянущееся к солнцу.

А эта была совсем другая. Ростом ниже, чем Полина, медлительная, спокойная. Такую никогда и не видел он в мечтах. Если и не Полину, то все равно ожидал он совсем не такую, а горячую, быструю — свою, таборную. И все-таки она понравилась. И колючие слова ее почему-то звучали в ушах Михо совсем не зло.

Все последующие дни Михо ловил себя на том, что ищет встречи, но, сколько ни ходил по поселку, ни разу не увидел девушку. Однажды он подошел к двухэтажному зданию школы, надеясь встретить ее. Михо прошелся по тротуару с таким видом, точно случайно оказался здесь, потом присел на камне, как раз напротив входа. Вскоре прозвучал звонок, и шумливая детвора высыпала на улицу. Поднялся визг, шум. Но Михо словно не слышал всего этого. Он не сводил глаз со школьной двери, ожидая, что вот-вот оттуда выйдет девушка в красной шляпке. В это время он услышал мальчишеский возглас:

— Ребята, гляньте: цыган!

И мальчишки, как будто обрадовавшись этому открытию, во все горло завопили, бегая вокруг Михо:

— Цыган, цыган!

Михо сердито плюнул и ушел.

Он шел по пустынной улице и думал: ну, если встретится с учительницей, что он скажет ей? «Здравствуйте», — скажет. А она что? Она, наверное, рассердится и пойдет себе дальше.

И все же он продолжал думать об этой встрече, пытаясь еще и еще раз представить себе, что он скажет девушке и что она ответит ему. И виделась она в мыслях ему обиженной, сердитой. И все объясняла, что хорошо делать и чего делать не надо. И так как на самом деле ее не было, он сам за нее начал оценивать свои поступки: говорить «вы» хорошо, а толкать встречных, кажется, плохо; бить жену, как делает Вайда, наверное, плохо, а помочь слепому перейти дорогу — это хорошо. И ему захотелось, чтобы она увидела его как раз тогда, когда он помогал слепому перейти дорогу.

Но ее нигде не было.

Встреча оказалась неожиданной и совсем не такой, как рисовалась ему.

Михо возвращался с базара на жеребце, которого купил старшина Чурило. Вторую лошадь Чурило поручил Ромке Дударову, а сам остался на попойке по случаю удачной покупки.

Сытый, застоявшийся в конюшне жеребец шел крупой рысью. На перекрестке, где нужно было сворачивать вправо, к реке, Михо слегка придержал коня. И во-время. Дорогу переходила женщина в овчинном кожушке, закутанная в серый пуховый платок. Увидев мчавшуюся лошадь, она заторопилась и упала.

Михо удалось остановить коня; в мгновенье ока он спрыгнул наземь и, помогая женщине подняться, зло проговорил:

— Ну куда ты, чертова баба, лезешь?

И обомлел от неожиданности. «Чертова баба», ухватившись за его руку, встала, и он увидел знакомые васильковые глаза, затененные густыми ресницами, и губы, похожие на две большие спелые вишни.

Девушка, видимо, очень испугалась, но, с трудом переводя дыхание, сказала иронически:

— А, так это вы!..

Михо растерянно пролепетал:

— Я тово… Я не знал, что то… вы.

Испуг ее окончательно прошел, и она звонко рассмеялась.

— Объяснил, называется! Выходит, что меня калечить нельзя. А будь это другая?

Но, увидев, что парень совсем растерялся и не может вымолвить ни слова, сказала, смягчаясь:

— Вы особенно не расстраивайтесь, мало ли что бывает.

Но Михо все еще никак не мог прийти в себя. Заметив это, она протянула ему руку и сказала:

— Раз так случилось, давайте познакомимся, а то ругаться — ругаемся уже второй раз, а совсем незнакомы.

Она сняла варежку и подала ему руку. Ему показалось грехом коснуться ее своей грубой, затвердевшей, в мозолях огромной ручищей, которая только что держала грязный повод лошади. Это длилось миг, но она заметила, что он медлит, и сказала:

— Ну, что же вы? Не хотите познакомиться? Меня зовут Марийка. Мария Иващенко. А вас как?

— Меня?.. Михо. — И с силой пожал протянутую руку.

Она быстро отняла руку, подула на нее, потрясла в воздухе пальцами, стараясь утишить боль, и, нарочито надув губы, как будто сердясь, сказала: