Мария Красавицкая - Если ты назвался смелым

— Интересно, да? — спросил он с насмешкой. Молчу, тихонько пячусь к выходу.

— Работу ищешь, что ли? — спрашивает без насмешки, серьезно.

— Да-а,— тяну я.— Вроде того…

— В институт, что ли, не попала? — угадал парень.

— По конкурсу не прошла,— бормочу я, удивляясь, как он угадал.

— Да, нынче без стажа худо. Куда держала-то?

— В строительный.

Он присвистнул:

— Вот оно что! Девушки больше уважают литературный. Или медицинский. Наше дело грязное, видишь? — И он отряхнул комбинезон, к которому пристали опилки.— А, в общем, знаешь, неплохое дело.

Чем-то парень очень располагает к себе. Я охотно соглашаюсь:

— Да, неплохое дело.

Парень стянул с головы платок, вытер им потное лицо. Волосы под платком наполовину седые, особенно на висках. Лицо куда моложе, чем у папы, а столько седых волос!

Пока я смотрела на него и размышляла, сколько же ему лет, парень успел задать мне кучу вопросов, выяснить все, вплоть до Тони.

— Понятное дело,— сочувственно сказал он.— Мачеха — зло в доме. Лучше без них!

Я опомнилась и стала доказывать, что Тоня хорошая, что дело вовсе не в ней, а в том, что негде поставить детскую кроватку.

— Постой, при чем тут кроватка? — перебил он. И тотчас все понял сам: — Ara, понятно…

Я еще раз, уже более подробно рассказала ему все о себе, о папе, о Тоне. Все-таки мне было очень одиноко и очень нужно, чтоб кто-то выслушал и понял меня.

— Папа говорит: отдыхай после экзаменов. А я не могу...

Седой понимающе кивнул, и лицо его осветилось мимолетной улыбкой.

— Вывод такой,— после минутного молчания промолвил он,— надо тебе работу. Так?

— Так.

— И общежитие надо.

Господи, да как же мне самой не пришел в голову такой простой выход?! Мне — в общежитие, а на место дивана — детскую кроватку. Я даже представила себе, как она встанет — беленькая, с никелированными спинками, с шелковой, туго натянутой сеткой.

«Кто же и за какие-такие заслуги даст мне место в общежитии?»—тут же подумала я, и умилительное видение исчезло.

— Пошли,— вдруг сказал седой.— Сейчас все устроим.

— Что устроим? — не поняла я.

— Все. Работу. Общежитие. У нас, здесь.

Мне представились девчата в комбинезонах, таскающие на носилках мусор. Для того я учила математику, физику, химию?

— Сдрейфила? — язвительно усмехнулся седой.— В контору бы куда-нибудь, где почище, а? Строитель, эх! — И столько было презрения в этом «эх», что мне не оставалось ничего другого, как гордо тряхнуть косами и ответить в тон ему:

— А вот и не сдрейфила! Пошли!

— Ну, смотри! — хитро глянули на меня глаза-щелочки.

— Подумаешь! — храбрилась я. И вот мы спускаемся вниз.

— Где Петя? — крикнул мой спутник на лестничной площадке. Голос его гулко разнесся по недостроенному зданию.— Пе-е-тька!

— В конторку пошел!—тоненько откликнулся девичий голос.

Идем дальше. Очень трудно спускаться на каблуках по этим проклятым шатким мосткам. Колени сами собой подгибаются, руки тщетно ищут опоры. На последнем марше я зацепилась за рейку, и влететь бы мне носом в ящик с жидкой глиной, если бы мой провожатый не подхватил меня сзади. Крепко, надежно подхватил. Я еще и сейчас чувствую на руке, повыше локтя, теплую, гладкую, будто отполированную его ладонь.

Пропуская нас, возле входа остановились давешние девчата с носилками. Передняя — глаза у нее серые, холодные — недобро глянула на меня, словно я успела уже чем-то не угодить ей.

— Привет, Расма! — на ходу бросил седой. Мы вышли во двор.

— Видишь конторку? — показал он мне наспех сколоченный из досок-горбылей [5] Горбыль — боковая часть бревна, имеющая одну пропиленную, а другую непропиленную или пропиленную не на всю длину поверхность. сарайчик с косо висящей на одной петле дверью.— Иди туда. Спросишь Грачева. Скажешь — насчет работы.

Как, одной идти к какому-то Грачеву? Опять все рассказывать?

— Иди, иди, не маленькая.— Седой подтолкнул меня.

«Нарочно оставил одну,— думаю я,— чтобы дать возможность удрать без лишнего позера. Конторка стоит у самых ворот. Несколько шагов — и я на улице. Смешаюсь с прохожими. Никто не узнает, что я струсила. А седой… Да кто он такой, чтобы из-за него?..»

Спотыкаюсь на обломках досок, отшвыриваю ногой ржавую проволоку, оступаюсь на кусках щебня. Мелкие камешки лезут в босоножки, под самые пальцы. Я иду. К конторке или к воротам?

Наверно, я все-таки убежала бы, если бы из раскрытых окон дома не донесся полный язвительного смысла свист. По мотиву я сразу вспомнила слова: «Если ты назвался смелым…»