Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник)

— Рюмками, — сглатывая слюну, по при этом все же не теряя достоинства, ответил Ванька. — Что за интерес хлебать стаканами? Я не Вася Берданкин, не шаляй-валяй. А люблю по-человечески… Выпить и напиться — две большие разницы! — Тут монтер поднял вверх указательный палец. — Скажи, дедуля, ты хоть раз Ивана Козлова видел пьяным?

— Да вроде бы не приходилось, — вприщур, с лукавинкой, поглядывая на Ваньку, дипломатично ответил дед Ундри и налил рюмки.

— И не увидишь… — Ванька приготовился сказать что-то еще, но, увидев полные рюмки, не выдержал, поднял свою: — За твое здоровье, старина!

Верный только что изложенному взгляду на выпивку, Ванька не взял да опрокинул рюмку — нет, он со смаком, долго цедил ее сквозь зубы. Так пьют лошади холодную воду.

— Отныне и во веки веков слава тому, кто выдумал этот живительный напиток! — чмокнув языком, возгласил Ванька. Понюхав хлебную корку, он изобразил на лице полное блаженство, а уж потом только взял вилку и наколол большой кусок мяса.

Ванька и в еде тоже показывал себя интеллигентным человеком: не набрасывался, не торопился, жевал с толком и с чувством. Напряженную работу выдавали разве что ходуном ходившие скулы да в такт им двигавшиеся большие уши.

После третьей рюмки Ваньку потянуло на философию.

— Кое-кто — а может, и ты вместе с ними, — думают, что Иван Козлов только монтер. Монтер — и все. Ошибка! Козлов — талант. Он — поэт и артист. Для него застолья самых видных людей деревни — открыты, он везде — желанный гость. Он может и песню сложить и ту песню спеть. Спеть с душой… Хочешь, старик, о тебе песню сложу? Хочешь спою тебе хвалу и прославлю твой крестьянский труд?

— Ну, что меня хвалить, — скромно отмахнулся дед Ундри. — С какой такой стати?.. Ты пей, пей, на меня, старика, не гляди, в моих годах и одна рюмка целой бутылкой кажется…

— Что ж, наливай, старина… Я просто хотел сказать, что мы, таланты, народ добрый, у нас душа нараспашку.

— Не знай… — неопределенно протянул дед Ундри.

— Как это не знай? Я же говорю, что готов оду в честь тебя сложить.

Ванька поднял налитую рюмку и долго цедит ее.

— В честь меня ничего не надо, а если ты добрый… — проговорил дед Ундри, чувствуя, что теперь-то как раз его час и настал. — Если добрый, так зачем ты у Розы проводку отрезал? Неужто от душевной доброты? — и простодушно так уставился на уже изрядно захмелевшего Ваньку.

Ванька на секунду изменился в лице — должно быть, понял, что попал в хитро расставленный дедом силок — однако нашелся, что отвечать:

— Ты в солдатах был? Был. Приказания командира выполнял? Выполнял. Как выполнял? Беспрекословно. То-то! Я — рядовой. Для меня слово Федота Ивановича — тот же приказ. Прикажет он лезть в огонь — полозу, — и, как бы показывая свою готовность лезть хоть в огонь, хоть в воду, Ванька даже подскочил за столом.

— Рядовой Козлов, слушай мою команду! — следом за ним встал со своего стула и дед Ундри. — Тебе приказывает младший сержант Петров: чтобы сейчас же, немедленно, отрезанный провод был соединен!

Слегка отрезвевший Ванька увидел строгие требовательные глаза старика и понял, что тот не шутит.

— Слушай, рядовой Козлов. Как ты смеешь одинокую женщину с больным ребенком, оставлять без света? Да ты советский ли человек? Да ты… — Дед Ундри так раскипятился от собственных же слов, так разволновался, что запнулся, не находя нужных слов.

Ванька видит, что и губы у старика дрожат, и на глазах выступили слезы: какие уж тут шутки!

— Если ты всерьез, так когтей же нет при мне, — цепляется Ванька за последнюю соломинку.

Нет, ненадежной оказалась та соломинка!

— Эка вещь — когти, — отвечает дед Ундри. — Лестница есть!

Хитро заманенный в ловушку и прижатый к стене, Ванька сдается.

Они идут во двор, находят лестницу. Ванька берет ее за один конец, дед Ундри за другой.

Лестница приставлена к столбу.

— Крепче держи, старик! — хоть теперь Ванька может отыграться за недавнее, может сам приказать деду Ундри.

— Лезть, лезь, не бойся, — отзывается снизу тот. — Ниже земли не упадешь.

Вскоре дело было сделано. Ну, а если сделано — как же не обмыть?! Обмывали сначала остатками водки, а потом вернувшаяся старуха деда Ундри, словно бы почуяв, чего не хватает гостю, принесла от Розы большой кувшин пива.

Хоть и здорово развезло Ваньку от колхозного пива, а на прощанье не забыл сказать-наказать деду Ундри:

— Хороший, симпатичный ты старик, Андрей Петрович. Но! — тут Ванька сделал свой излюбленный жест указательным пальцем. — Но — язык держи за зубами. Если вдруг Федот Иванович спросит, говори, что провод соединили сами. Понял, старик? То-то…